— Про какого мужчину?
— Там есть еще и мужчина. — Она словно раздвинула рукой паутину, затянувшую воспоминания. — Мужчина с усами, он преследует меня. Велит уходить оттуда, чтобы я скорей бежала прочь. Эстебан, я не сумасшедшая.
Да какая разница, сумасшедшая она или нет, если он продолжал погружаться в теплый омут зеленых глаз и был готов вечно оставаться в плену у Алисии — например, у такой Алисии, как сейчас, только что вышедшей из-под душа. Какая разница, о чем шла речь — о кукольном городе или бледных призраках Пабло и Роситы. Хотя, надо признать, когда ее преследовали тени в саванах, Алисия была ближе Эстебану — он успокаивал ее, усаживал к себе на колени, гладил каштановые волосы и шептал всякие слова — сначала слова утешения, потом слова, требовавшие известной смелости, а уж потом и совсем другие слова — самые главные, которые надо дублировать соответствующими взглядами.
Свобода — щербатая монета, или пустой карман, или только что отточенный карандаш, который не терпится испробовать, да не на чем; какой толк от этого звучного, гладью вышитого слова, если оно оказывается полым внутри и к тому же подгнившим, если оно утратило смысл, если эта самая хваленая свобода дает тебе право только на то, чтобы два часа ночи сидеть и выбирать между фильмом, ток-шоу и еще какой-нибудь дурацкой передачей. Свобода, думала Алисия, прогуливаясь перед витринами, это дар нежелательный и обременительный, потому что, когда она сваливается тебе на голову, липнет к ногтям и векам, ты невольно ведешь себя как сомнамбула, тебя одолевают безразличие и растерянность — иначе говоря, ты ведешь себя как человек, который умирает с голоду, глядя на горячую пиццу, потому что не знает, с какого куска начать. Свобода Алисии напоминала красивую записную книжку, подаренную ей Пабло и Росой, ежедневник с чистыми страницами, где она просто обязана была что-то писать — пусть просто для того, чтобы убедить себя: она продолжает существовать. На самом деле ей было все равно: чай или кофе, роман или фильм, мясо или рыба, Севилья или Бетис. Этим вечером, когда уже началось скольжение сумерек к темноте, заляпанной кляксами фонарей, она выбрала прогулку, хотя с равным успехом могла выбрать и что-то другое. Пабло заразил ее привычкой совершать прогулки — блуждать по центру, заходить в магазинчики, заглядывать в книжные лавки, где можно позволить себе случайную прихоть и купить оловянного гусара, открытки или книгу о куртизанках эпохи Возрождения. Благодаря Пабло она обрела еще одну привычку: прочесывать лавки букинистов, прохаживаться вдоль длинных книжных полок, сунув руки в карманы пальто, а порой и с сигаретой во рту, радостно предчувствуя, что под обложкой одной из книг таится то, что на целую неделю поможет заполнить послеобеденное время или полчаса перед сном, пока еще не погашен ночник. Там можно найти маленькое сокровище в потрепанном переплете, которое так приятно будет, чуть подклеив, поставить на полку, — к тому же и по вполне симпатичной цене. Иными словами, когда Алисия зашла в книжный магазин на улице Фериа и начала рыться в Полном собрании сочинений братьев Альварес Кинтеро
