Исходя из этого, можно догадаться, что она им сказала.
Меня тогда ни это, ни шум на улицах, ни общее веселье не волновали. Я загоняла собак на псарню. А когда вернулась, Пентезилея сказала мне, что она проведет ночь в храме Богини, и никто не должен сопровождать ее.
Она была все еще в состоянии экстаза, душа ее требовала беседы с божеством наедине.
Я отправилась спать, а она — в храм.
Потом сказали, что ей следовало пройти очищение от пролитой крови. Мы не знаем такого понятия — «очищение от пролитой крови».
Наутро ее нашли во дворе храма со стрелой в спине. Стрела вонзилась так, что было понятно — стреляли сверху.
И жрец Губителя — одного из сыновей Приама — провозгласил, будто его бог, недаром именуемый стреловержцем, поразил Пен-тезилею своей стрелой за то, что она осмелилась войти в храм, не пройдя очищения.
Все испугались и притихли.
Я первая из нашего войска увидела ее там, во дворе.
Жрицы жались вдоль стен, она лежала ничком, подвернув голову, топор выпал из руки.
Мне сразу все стало ясно. Стреляли действительно сверху — храм Богини был обнесен высокими стенами.
Единственное здание поблизости — храм Губителя. Расстояние от его крыши до двора Богини немного больше полета стрелы, но хороший стрелок мог бы его преодолеть.
В Трое был только один такой стрелок.
Бывают люди, которых ненавидишь из-за одного их существования, и никакие доводы разума не могут здесь помочь. Возьмите все самое худшее от мужчины и от женщины, смешайте с грязью, потом вылепите из этой грязи человека. Получится Парис.
Я его редко видела, еще реже разговаривала с ним, но я знала, что он труслив, подл, тупоумно хитер и непомерно властолюбив. Не могу утверждать точно, но считаю, что он приложил руку к гибели своих старших братьев. Одна-другая взятка ахейским вождям — разве это трудно устроить?
И вот теперь, при малейшей угрозе его престолонаследию…
До сих пор не знаю, был ли причастен к этому Приам. Думаю, нет. Царское звание все же обязывает к соблюдению хоть какого-то достоинства. Но Парис мог прикрываться его именем. А жрецом Губителя был его родной — не просто единокровный — брат.
Все это я просчитала очень быстро. Недаром Пентезилея в минуты гнева говорила, что мне следовало бы заниматься подсчетом продовольствия в Темискире, а не судить о делах царей.
Я просчитала — и впала в бешенство. Но это была не божественная ярость Пентезилеи, а холодная злоба потрясенного человека. В божественной ярости человек не сознает и не помнит себя, я же прекрасно все сознавала.
