— Старик! Утром выступаем! Со всем барахлом! Поспать и потом можно…
— Поспать всегда можно… — ответил Карандаш, расплывшись в улыбке. — Что тебе от меня надо, Голубь? Команды ведь еще не было…
— Да, но когда протрубят построение, собираться будет поздно.
— Ну и не надо… Так пойдем. — Тут он опять надвинул на глаза кепи и засопел.
Что тут будешь делать?
— Хильдебрант! Собери этому несчастному вещи. Я иду охранять прачечную.
Все уставились на Голубя.
— Эти восемь трупов? — спросил Адрогопулос, содрогнувшись.
— Их, голубчиков. У меня уже нет времени возиться с Карандашом.
Подошедший Пилот начал собирать рюкзак слабоумного, бурча с каменным лицом:
— Послушай, Голубь! Здесь у нас легион, а не Армия спасения…
Но как он ни был зол, рюкзак все-таки собрал.
Голубь к тому моменту уже умчался к фельдфебелю. Латуре придирчиво оглядел его с головы до ног. Если бы не необходимость срочно выставить в прачечную охрану, он наверняка нашел бы непорядок. А тут лишь наставительно произнес:
— Имейте в виду, что вверенный вам пост равноценен караулу перед комендатурой! Три шага — поворот, опять три шага — все по уставу. Посмейте только присесть или закурить — отдам под трибунал! Ясно?
— Так точно!
…Нет, вы только послушайте… это его «так точно», можно подумать, его наградили. Так и сияет. И Латуре со зловещей улыбкой продолжил, уже не заботясь о том, что сам несколько отступает от устава:
— Электричество тратить попусту конечно же не стоит, побудете в темноте! Что легионеру восемь трупов, да и привидений он не боится!… Что? Чему вы радуетесь? Чему улыбаетесь? JRompez… Rornpez!… Heто кишки выпущу!
Латуре был вынужден расстегнуть воротник, ибо чувствовал, что его вот-вот хватит удар.
…А Голубь и в самом деле радовался. С первыми лучами рассвета он разглядит содержимое бумажника, не опасаясь никаких неожиданностей, ведь в темноте его не видно с улицы, тогда как он еще издали заметит, вздумай к нему кто-нибудь подкрасться.
Добрых десять минут ходьбы отделяли прачечную от других строений форта. Солдаты даже днем ходили туда редко, только если непременно требовалось постирать, как тем, кто стали жертвой разорвавшейся гранаты. Домишко стоял на другом конце огромного, пустынного в ночное время учебного плаца.
В здании, стало быть, лежат восемь трупов. Судьба, видно, решила стращать меня на каждом шагу, похихикал про себя Голубь. Кабы не надорвалась, бедняжка. И он спокойно, едва ли не весело, шагнул с темного поля в заброшенную прачечную.
