— С меня довольно, — сказал Гарри Блаунт своим спутникам. — Мы можем терпеть это еще несколько дней, но я не вижу толку ставить опыт, чтобы узнать, сколько именно дней я выдержу.
— Продолжай. Ты говоришь и за меня, Гарри, — перебил Теренс.
— Нас четверо, — продолжал Гарри. — Все мы принадлежим к той нации, которая хвалится, что никогда не знала гнусного рабства; кроме того, у нас еще шесть товарищей по плену, а они тоже могут значить кое-что в стычке. Неужели мы так и останемся безропотными слугами трех черных скотов?
— Я тоже об этом думал, — сказал Теренс. — Если мы не убьем старого Голаха и не бежим с его верблюдами, то заслуживаем того, чтобы окончить наши дни в неволе.
— Хорошо сказано. Когда же мы начнем? — крикнул Гарри. — Я жду.
Во время этого разговора потерпевшие крушение заметили, что один из крумэнов старается держаться возле них, и по-видимому, внимательно прислушивается к разговору. Его блестящие глаза выдавали самое живое любопытство.
— Разве вы нас понимаете? — строго спросил его Билль, поворачиваясь к нему.
— Да, сэр, немного, — отвечал африканец, будто не замечая гнева моряка.
— А зачем вы подслушиваете?
— Чтобы узнать, что вы говорите, мне хотелось бы бежать с вами.
Билль и его товарищи с большим трудом понимали язык крумэна. Он служил на английских кораблях и там немного научился английскому языку. Он был в плену уже четыре года и тоже вследствие кораблекрушения.
Крумэн успокоил моряков, сказав им, что так как у Голаха нет средств содержать невольников, то они, вероятно, скоро будут проданы какому-нибудь береговому английскому консулу, и прибавил, что у него нет надежды даже и на это, потому что его родина не выкупает подданных, попавших в неволю. Когда он увидел, что у Голаха есть невольники-англичане, он порадовался, что, может быть, и его выкупят вместе с ними, потому что он раньше служил на английских кораблях.
Дорогой черные невольники, хорошо зная свои обязанности, подбирали куски сухого верблюжьего помета: это должно было служить топливом на бивуаках.
Тотчас же после захода солнца Голах приказал остановиться: верблюды были развьючены, палатки расставлены. Около четвертой части всей похлебки, которой едва хватило бы на одного человека, было роздано невольникам на обед, а так как они ничего не ели с самого утра, то пища эта показалась им прекрасной.
Осмотрев невольников, Голах удалился в свою палатку, из которой через несколько минут послышались звуки, походившие на раскаты грома.
