Вокруг них стояла зловещая, гнетущая тишина. Все было так, как он видел в своих снах, вплоть до мелочей.
Эта тишина наступила в тот момент, когда они переступили границу зоны. Как сказал Головин, так было всегда в этом месте. Не было слышно ни птиц, ни зверей, ветер не шевелил заросли. Все как будто застыло, и это сильно действовало на нервы, хотя оба разведчика никогда раньше не жаловались на них. Здесь же, в полной тишине, они вдруг осознали, что не были готовы к такой ситуации. И хотя каждый из них старался не показать этого своему попутчику, на самом деле им было жутковато.
Пока ничего не происходило. К ним будто приглядывались, изучали, раздумывали: уничтожить или пропустить. Хотя нет, кое-что все-таки уже проявилось…
Едва только они вошли в зону, Шредер почувствовал, что кто-то копается в его мыслях. Тихо, осторожно, но настойчиво… Он поставил защиту. Копание исчезло, зато появилось давление. Кто-то упорно пытался обойти блок.
Шредер попытался определить, откуда исходит импульс, но у него ничего не вышло. Создавалось впечатление, что давление идет со всех сторон, и это настораживало. С таким явлением ему еще не приходилось сталкиваться. Казалось, вся окружающая обстановка присматривалась к нему. Правда, пока он не чувствовал враждебности в этом внимании, скорее, интерес к незваным гостям…
Головин не в первый раз был здесь, но так далеко ему еще не приходилось забираться. Поначалу все было, как всегда. Потом гнетущая тишина начала давить на уши. Ему все время казалось, что кто-то невидимый крадется за ним по пятам, и он ничего не мог с этим поделать. Это ощущение заставляло его вертеть головой по сторонам, выискивая этого невидимку. Хрустнувшая под ногой ветка отдавалась в ушах орудийным залпом, а сердце уходило куда-то в пятки, и противный, липкий пот страха сразу же покрывал все тело. Он прошел очень серьезную подготовку, обладал громадной выдержкой и самообладанием, но к такому не был готов…
Шредер же, напротив, был спокоен и сосредоточен. Казалось, его нисколько не волновала необычность ситуации, в которой они оказались. Головин покачал головой, удивляясь его невозмутимости, и взглянул на руку, на запястье которой были закреплены часы с компасом. Его глаза расширились от удивления, он постучал по приборам пальцем, поднес к уху, потом опять посмотрел на них и сказал:
— Господин майор, посмотрите, что это?!
Действительно, с приборами творилось что-то невообразимое. Стрелка компаса вращалась, как бешенная, а стрелки часов медленно, но хорошо заметно для глаза, двигались в обратном направлении.
