— Только ты могла предусмотреть такую вещь, — сказал Рафейо, обводя взглядом лишенную окон комнату. Это была одна из тех неудобных, тесных клетушек, которых так много в старых домах Мейа-Суэрты. Обычно их используют как кладовые для продуктов или вина, подаваемого гостям. Комната была освобождена от полок и шкафов, что почти вдвое увеличивало ее размеры. Проделанные в потолке вентиляционные отверстия выходили с другой стороны дома, чтобы никто не смог использовать их для подслушивания. Парчовые драпировки и толстый ковер не пропускали звуки. Мебели было мало, но вся превосходного качества: Диван и стул, обтянутые шелком сапфирового цвета, резной деревянный стол со столешницей из зеленого мрамора и высокий серебряный подсвечник в углу. Дверь запиралась на двойной замок.
Теперь, когда Рафейо уверился в собственной безопасности, он продолжал рассказ. Следующие несколько лет он проведет с мастерами рисунка акварелью, тушью, карандашом, мелом и углем. Одновременно другие учителя будут учить его, как правильно подготовить и использовать бумагу, пергамент, шелк, ткань, штукатурку, дерево. Только потом его научат писать маслом на холсте, и тогда придет время консультаций с тремя великими мастерами.
— Ты знаешь, как их называют? — спросил он, подскакивая на стуле от возбуждения.
— Иль агво, иль семинно и иль сангво! Вода, семя и кровь, — ответила она. — Все это слышали. Должна тебе сказать, что эти имена всегда поражали меня своей бессмысленностью.
— Ты не понимаешь! Вода — это слезы, слюна и пот. Семя…
— Сперма, — прервала она. — Ну и что?
— В этом-то и заключена магия! Они смешивают краски со всем этим, и еще с кровью, а поскольку все эти субстанции входят в состав тела, а у иллюстратора есть Дар и он знает специальные слова и изучал специальные науки, — Рафейо перевел дух, — картины становятся магическими!
Она откинулась на спинку дивана, пораженная. Конечно, ходили какие-то невнятные слухи, в Палассо перешептывались, но все слишком боялись власти Грихальва, чтобы открыто говорить о магии. Даже санктос и санктас держали рты на замке, хотя глаза их метали стрелы. Но Тасия, честолюбие которой влекло ее по единственному пути, открытому для женщины Грихальва, не интересовалась живописью ни в каком виде.
До тех пор, пока ее сын-иллюстратор не объяснил ей.
— Масло должно быть самым могущественным, раз они учат ему в последнюю очередь. Подумай только, краски, смешанные с кровью иллюстратора, на холсте, сдобренном его потом и слезами, да еще с магическими заклинаниями…
