— Сын мой, — ответил он, — нет ничего удивительного, что священники, услышав от вас то, что вы только что сказали, принимали вас за безумного и отказывались слушать далее. Наша религия категорически осуждает подобные занятия и подобные верования. Как священник, я обязан вам сказать, что это тяжкий грех, но как человек говорю вам, что все это — глупости и обман. Никакой черной магии не существует, и нет человека, который мог бы совершить что-либо, что шло бы вразрез с законами природы и Божьей волей. Многие люди исповедовались мне в том же, но на поверку, когда их просили проявить свои оккультные знания, оказывались грубыми и невежественными обманщиками. Только повредившийся в уме или вовсе дурак какой может поверить подобному вранью.
Говорил он резко, и этой речи вполне было бы достаточно, чтобы иной человек отступился от своих намерений; но, к великому удивлению, его речь только вдохновила мужчину, он поднялся с колен и убежденно воскликнул:
— Так ведь я только и прошу вас разрешить мне показать то, в чем я исповедуюсь. Я вам покажу, вы сами убедитесь, и я обрету спасение. — И добавил: — Если я предложу сделать опыт, вы согласитесь, отец мой?
— Знаю, что только время потеряю, к сожалению, но все равно — я согласен.
— Очень хорошо, — сказал мужчина. — Что бы вы хотели, чтобы я сделал?
— Сын мой, я же не знаю твоих магических возможностей. Сам предлагай.
Несколько мгновений мужчина размышлял. Потом сказал:
— Попросите меня принести вам что-либо, что находится далеко отсюда, так далеко, что за день или за два невозможно добраться туда и вернуться обратно.
Губы отца Эспиносы тронула недоверчивая улыбка.
— Дай-ка подумаю, — ответил он, — и да простит мне Господь этот грех, эту дурость, на которую я иду.
Монах долго молчал, обдумывая, что бы ему предложить принести. Не так-то легко было придумать. Сперва он мысленно перенесся в Сантьяго[8], в то помещение, из которого он сейчас попросит что-нибудь взять и принести сюда, потом он стал выбирать этот предмет. Самые разные вещи приходили ему на память, возникали в воображении, но для этого случая все они не подходили. Некоторые — повсюду встречались, другие — казались ему какими-то детскими, иные — слишком личными; а необходимо было выбрать одну вещь, одну-единственную, которая была приемлема. Он припомнил и внимательно осмотрел свой далекий монастырь, прошелся по его дворикам, по кельям, по коридорам и по саду, но не обнаружил ничего подходящего. Потом принялся вспоминать знакомые места в Сантьяго. Что бы попросить?
