— Есть еще одна трудность. Этой ночью тебе предстояло стать мужчиной, но у меня только четыре кольца, поэтому я не могла как следует научить тебя любви. Боюсь, я плохо выполнила свой долг, милорд.
Мааркен задохнулся от изумления и лишь потом понял, что его дразнят. Самым нежным тоном, на какой был способен, он сказал:
— Ну что ж, миледи, раз так, придется повторить урок. Я очень медленно усваиваю. Вполне возможно, что на это понадобится вся ночь.
Они совсем забыли, что в полночь в комнату Мааркена должна была прийти совсем другая женщина, забыли обо всем на свете, кроме радости обладать друг другом. Ее волосы казались золотой рекой, которая горела в темноте собственным светом; ослепленный этим блеском, Мааркен отстранил тонкие пряди и провел пальцами по носу, щекам и лбу, изучая ее лицо на ощупь, как раньше изучал его взглядом. Его руки изучали всю ее, воспринимая цвета ее тела так же ясно, как и цвета души. Он затерялся в ее сапфире, жемчуге и гранате — глубоких сияющих цветах, окутавших его словно бархат и без слов говоривших о светлой и прекрасной душе девушки.
Они лежали обнявшись и обмениваясь ленивыми поцелуями, когда с тихим шумом открылась дверь. Мааркен резко сел, а Холлис негромко вскрикнула от испуга. На пороге стояла женщина, окутанная шелковистой тенью. Голоса ее Мааркен не узнал.
— Так-так… — Внезапно женщина весело рассмеялась. — Можете заканчивать то, что так хорошо началось. Мир вам, дети!
Дверь закрылась, и она ушла.
Мааркен перевел дух.
— Как… как думаешь, кто это был?
— Не знаю и не хочу знать. Но что бы она ни сказала, мы попали в беду, Мааркен! .
— Я люблю тебя, Холлис. Так что все правильно.
— Для нас с тобой. Но не для Андраде.
— Черт с ней! — нетерпеливо сказал он. — Я уже говорил, она нас пальцем не тронет. Ты слышала, что сказала эта незнакомка? Остаток ночи наш. Я не собираюсь пропускать это мимо ушей. И уж подавно не собираюсь понапрасну тратить время!
— Но…
— Хватит! — Он поцелуем заставил ее замолчать. Желание разливалось по его жилам, как медленная струя расплавленного солнечного света. Холлис мгновение сопротивлялась, потом вздохнула и обвила его руками…
На следующее утро он один вошел в древесный круг, который показывал фарадимам их будущее. Опустившись на колени перед неподвижным прудом под каменной пирамидой, обнаженный Мааркен повернулся лицом не к Дереву Мальчиков или Юношескому, но к Мужскому Дереву. Однажды он повернется к огромным соснам, символизирующим отцовство и старость, но не теперь. Сегодня, согласно ритуалу «Гонцов Солнца», он был мужчиной. Он вызвал Огонь над тихой Водой, вырвал из головы волосок, представлявший Землю, из которой было сделано его тело, и выдохнул из легких Воздух, чтобы раздуть крохотные язычки. В них он увидел собственное лицо: зрелое, гордое, напоминавшее чертами мужественное лицо отца, а разрезом глаз мать. Затем Огонь вспыхнул еще раз, и рядом с его лицом показалось новое. Он увидел взрослую Холлис; ее золотистые волосы были заплетены в тугую косу, уложенную вокруг головы, и перехвачены тонким серебряным обручем, украшенным одним-единственным рубином. Это был знак леди крепости Радзин.
