— Странно! У вас хороший вкус! Никогда бы не подумал.
Коринна рассмеялась.
Желая испытать Коринну, он стал выбирать все более и более трудные для понимания пьесы. Но ее, казалось нисколько не отпугивала смелость выражения; и после одной особенно своеобразной мелодии, в которой сам Кристоф уже начал было сомневаться, ибо так и не сумел добиться ее признания у немцев, он, к великому своему удивлению, услышал просьбу повторить сыгранное; этого мало: Коринна, вскочив со стула, спела весь пассаж по памяти, почти без ошибок! Он обернулся и в волнении схватил ее за руки.
— Да вы музыкантша! — воскликнул он.
Она расхохоталась и объяснила, что начинала свою карьеру певицей в провинциальном оперном театре, но один заезжий импресарио открыл в ней драматический талант и убедил вступить на новый путь. Кристоф воскликнул:
— Как жалко!
— Почему? — удивилась она. — Ведь поэзия — та же музыка.
Она попросила Кристофа объяснить ей смысл его Lieder. Он произносил немецкие слова, а она повторяла их без всяких усилий, подражая Кристофу, перенимая движения его губ и глаз. Когда она пыталась спеть то же самое по памяти, то делала смешные ошибки; а если совсем забывала слова, то изобретала новые, варварского, гортанного звучания, и оба начинали хохотать. Она просила его играть еще и еще, и он играл; он мог бы без конца слушать ее чудный голос, трогавший какой-то особенной хрупкостью и не испорченный ремесленными уловками; она пела немного горлом, как маленькая девочка. Коринна прямо высказала Кристофу все, что думала о его музыке. Хотя она не могла объяснить, почему ей нравится одно и не нравится другое, ее суждения не были случайны. К удивлению Кристофа, как раз вещи, наиболее приближающиеся к классическим, наиболее одобряемые в Германии, не особенно привлекали ее: она учтиво хвалила их, но чувствовалось, что она к ним равнодушна. Не обладая музыкальной культурой, она не испытывала и того бессознательного удовольствия, которое доставляет любителям и художникам уже слышанное; нередко они, сами того не замечая, перенимают или ценят в новом творении формы и формулы, которые уже полюбили в старых. Коринна не жаловала также излюбленных немцами сентиментальных мелодий (или, по крайней мере, ее сентиментальность была иного рода: Кристоф еще не уловил ее неприятных сторон). Коринну не восхищали расслабленно-пошловатые мелодии, которые пользовались успехом в Германии; не понравилась ей и самая посредственная из его Lieder, которую он порывался уничтожить, так как его друзья только о ней и говорили, радуясь, что есть наконец за что похвалить его. Артистическим чутьем Коринна безошибочно узнавала мелодии, правдиво изображавшие прочувствованную страсть; ими же больше всего дорожил и сам Кристоф. Однако ее отпугивали некоторые шероховатости гармонии, которые казались естественными Кристофу; она вздрагивала и недоуменно спрашивала, «нет ли тут ошибки». Когда он говорил ей, что все правильно, она наконец решалась и приступом брала трудное место, но при этом делала губами гримаску, не ускользавшую от внимания Кристофа. Часто она предпочитала пропустить такт. Тогда он повторял его на рояле.
