Он поднял сетку.
— Что, силки для пернатых?
— Именно, — сдержанно ответил я.
Смит устремил на меня внимательный взгляд.
— Можно узнать, Петри, где вы это нашли?
— В строгом смысле, я не совсем это нашел, — был мой ответ, а потом пришлось рассказать всю историю моей неожиданной встречи с Карамани.
По мере моего рассказа его устремленный на меня взгляд становился все холоднее, а когда я сказал, что девчонка ускользнула…
— Петри, — отчеканил Смит, — вы глупец!
От гнева у меня потемнело в глазах, потому что никому, даже Найланду Смиту, которого я уважаю, может быть, больше, чем кого бы то ни было, я никогда не позволю себя оскорблять.
— Согласен, — продолжал он все с тем же холодом в голосе, — Карамани — прелестная игрушка. Но еще и порядочная змея. А рептилии, как вы знаете, менее всего подходят для того, чтобы ими забавляться.
Мы не отрываясь смотрели в глаза друг другу, и взгляды были холодными, как дула револьверов.
— Смит, — сказал я через силу, — оставим это. Или перемените тон. Я не могу вас больше слушать.
— Вы должны слушать, — ответил он, свирепо выдвигая вперед нижнюю челюсть, — вы должны слушать, потому что играете не только с прелестной девочкой, любовницей китайского Нерона, но вы ставите на карту мою жизнь. И я, Петри, из чисто эгоистических соображений с этим согласиться не могу.
Я почувствовал, что гнев выходит из меня, как воздух из проколотого детского шарика. В его словах была чудовищная правда. А Смит продолжал:
— Вы сами прекрасно знаете, как она фальшива. Однако же взгляд-другой ее темных глаз делает из вас глупца. Из меня однажды женщина тоже сделала идиота. Но я по крайней мере усвоил урок. Для вас же… В конце концов, сэр, если вы желаете повторить печальный опыт Адама, ради Бога. Но не втравливайте меня в свои библейские эксперименты… Потому что закончатся они тем, что мы оба окажемся в лапах этого желтого дьявола!
— Смит, вы слишком жестоки со мной, — сказал я, совершенно подавленный его справедливыми упреками. — Хотя вполне возможно, я того заслуживаю.
— Слишком заслуживаете, — заверил он, но тут же смягчился. — На мою жизнь было совершено покушение. В результате погиб совершенно невинный человек. Вам в руки попал сообщник, может быть, даже соучастник преступления, и вы даете ему убежать на том лишь основании, что у него прелестные губки, длинные ресницы и еще черт знает что не менее привлекательное…
Он открыл плетеную корзину и потянул носом.
— Ага! Узнаете, чем пахнет?
