– По-твоему, все это только кажется? – спросила она.
– Я в этом уверен, Люс…
Она смотрела на него, а он гладил ее по голове. Внезапно Люс почувствовала, что муж тоже волнуется, охваченный тревогой, что ей не найти у него защиты, ибо оба они – жалкие, слабые создания перед лицом таинственной силы. Тогда она побледнела, стараясь сдержаться.
– Выпей кофе, это тебя подбодрит.
– Возможно.
Они чувствовали, что их реплики звучат фальшиво, а все слова и усилия тщетны перед надвигающимся непостижимым, перед внезапным преображением природы, вот уже несколько недель нарушавшим привычный уклад жизни, волновавшим растительный и животный мир, каждую тварь и каждое растение.
Да, они чувствовали эту ложь, но не осмеливались посмотреть друг другу в глаза, боясь выдать свои предчувствия, передать другому нервное напряжение и тем самым усилить отчаяние.
Несколько долгих минут супруги вслушивались в себя, ощущая в душе отклик на мучащую их тайну.
Испуганная служанка принесла кофе.
– Ты заметил, как ходит Марта? – спросила Люс.
Он не ответил, с удивлением глядя на серебряную ложечку для сахара. Люс тоже посмотрела на нее и воскликнула:
– Серебро позеленело!
Действительно, ложечка стала совсем зеленой, неяркого изумрудного оттенка. И тут они заметили, что вся серебряная утварь приобрела тот же зеленый налет.
– Боже мой! – воскликнула Люс. Подняв руку, словно произнося заклинание, она глухо продекламировала:
Коль зелень серебро затянет,
Во мраке Рож Эгю предстанет,
Луну и звезды поглотив…
От этого старинного, загадочного пророчества, которое жители плато Торнадр передавали из поколения в поколение, повеяло какой-то мрачной безысходностью, они поняли, что в их судьбу вторглось что-то, не подвластное человеческому разуму. Откуда пришло к неграмотным крестьянам это столь грозно звучащее сейчас пророчество? Какие знания, какие наблюдения далеких предков, какие воспоминания о катаклизмах прошлого воплощало оно? Сэверу Безумно захотелось оказаться сейчас где-то далеко от Торнадр. Он испытал угрызения совести от того, что не послушался безошибочного инстинкта животных, а осмелился следовать жалкой человеческой логике, несмотря на предостережение природы.
– Хочешь, уедем сегодня же ночью? – с горячностью спросил он Люс.
– До утра я ни за что на свете не выйду из дома.
Он подумал, что отважиться уйти ночью не менее опасно, чем оставаться в усадьбе, и потому не стал спорить. Отчаянное ржание, глухие удары копыт в ворота конюшни, пронзительные вопли прервали его размышления. Завыла собака, на плато кричали люди, им вторило испуганное мычание коров, надрывный рев ослов.
