А у старого мастера Хонлинтара просто не было выбора. Его мастерская должна была предоставить для армии Правителя Ляна одного воина, Военачальники Клана Страха не очень заботились о здоровье и жизни своих солдат. У правителя много подданных, в любой момент можно собрать новое войско. И оружейнику Хонлинтару, как и всем в городе, это было хорошо известно.
И кого он должен послать на верную гибель? Своего сына Линтартула, редкостного лентяя и неумеху, но все-таки — Родную кровь? Или Нилдастира, который уже договорился с хозяином мастерской о своей свадьбе с его дочерью? А может Ранкелтура? Так ведь у того дома шестеро детей и вечно больная жена. Да и мастер он неплохой. Работает хоть и без выдумки, но умело и старательно.
Еще в мастерской работал слабоумный Торсилпек. Вот уж у кого силы хватало на троих! Только он один и мог управляться с кузнечным горном и тяжелым молотом. Значит, на его место придется нанимать другого работника. Но тогда и платить ему надо в три раза больше суммы, устраивающей дурачка Торсилпека. Да и не по-людски это — убогого на войну посылать. Кем он там будет? Разве что мишенью для грубых шуток солдат, а заодно и для вражеских стрел.
Пришлось старому мастеру пожертвовать сиротой Минтисвелом. Может, и был он самым способным учеником, но пока что неприятностей от него было куда больше, чем пользы. Мальчишка все норовил сделать по-своему, да еще каждый раз спорил с учителем, доказывая, что так получается лучше, или красивее, или просто так ему интереснее. Вот пускай его в армии и научат старших слушаться. Говорят, Предки-Заступники о сиротах больше других заботятся. Авось шустрый парнишка и на войне не пропадет.
Так ли рассуждал старый оружейник, или успокаивал свою совесть другими доводами, но идти в армию выпало именно Минтисвелу. И теперь, шагая в плотном ряду воинов к далекому зловещему лесу, он то и дело поправлял тяжелый неудобный щит и судорожно держался за гладкое древко длинного копья в тщетных попытках справиться с терзавшим его всю ночь страхом.
Он, конечно, боялся, что будет убит в предстоящем бою. Но не только в этом была причина его бессонницы. Смерть для юноши оставалась всего лишь непонятным пугающим словом, которое он много раз слышал, но никогда по-настоящему не мог представить. Родителей своих Минтисвел совсем не помнил. Знал только, что они погибли во время набега степняков, и давно смирился со своим сиротством, кочуя от одного хозяина к другому, но нигде надолго не задерживаясь. При мысли о родителях он не испытывал чувства непоправимой потери, а лишь легкую обиду на них, как ребенок, которому, единственному во всей семье, не досталось на праздник сладкого угощения. «Если бы у меня был сын, — часто думал юноша, — я ни за что не позволил бы себе умереть и оставить его одного, и на него не посмел бы кричать какой-нибудь пьяный подмастерье».
