— Уж ты-то увидишься. Так вот, скажи ему при встрече, что нам не терпится заполучить Билли-Билли Кэнтела. И не позднее сегодняшнего вечера. Живой он будет или мертвый — нам без разницы. Но он должен быть у нас. Если же вы заупрямитесь, то мы сами устроим у вас реорганизацию. Так ему и передай.
— Обязательно. При случае.
— Ты поменьше бы умничал, — посоветовал один из незнакомых полицейских. — А то что-то ты чересчур развеселился.
— Он без этого не может, — вздохнул Граймс. — Такая уж натура. Перед вами типичный прохиндей без стыда и совести, недоумок и недоучка.
Время от времени Граймс начинает действовать мне на нервы, и сейчас, несомненно, был именно тот случай.
— Мистер Граймс, — обратился я к нему. — Объясните, пожалуйста, кто такой “прохиндей”?
— Уж кому, как не тебе, это знать.
— Мне кажется, что прохиндеями обзывают тех, кто в некотором роде нарушает закон. А вы что скажете?
— Я тоже так считаю.
— Тогда покажите мне хоть одного человека, который ни разу в жизни не совершил ничего такого, — сказал я. — Покажите мне кристально честного человека, мистер Ханжа Граймс.
— Это я, — просто ответил он.
— Хотите сказать, что вы ни разу в жизни не пытались хоть немножечко сжульничать при уплате подоходного налога? — уточнил я у него. Элла выразительно посмотрела на меня, сжимая мое колено, предупреждая, чтобы я не зарывался, но я был слишком зол и устал, чтобы-обращать на нее внимание. — Никогда не превышали скорость хотя бы на пару миль? И никогда не спрашивали у кого-либо из близких приятелей, имеющих отношение к соответствующим инстанциям, нельзя ли вам каким-нибудь образом малость скостить налог на имущество?
Он отрицательно покачал головой:
— Никогда.
— Клей, — тихо сказала Элла.
— Подожди, — отмахнулся я от нее и продолжал, обращаясь к Граймсу:
— Вы никогда демонстративно не отворачивались, когда кто-нибудь очень влиятельный собирался явно нарушить закон? И не бросались выполнять команду сверху, если вам приказывали аннулировать штраф или запись регистрации только потому, что сынка какого-нибудь богатенького папаши прихватили за пьянку и дебош? И никогда не закрывали глаза, делая вид, что ничего не происходит, когда из рук в руки кочевали конверты с взятками?
— Клей, не надо, — не выдержала Элла. Граймс теперь стоял передо мной, стакан с холодным чаем он отставил на журнальный столик.
— Тебе следовало бы попридержать язык, — сказал он примирительно. — Иногда мне приходится идти на компромисс с собственной совестью только потому, что у меня нет иного выбора. И я очень не люблю, когда мне напоминают об этом.
