Снова посмотрев на офицера, Тас неожиданно восхитился собственным деянием.
– Эгей, Флинт!.. – закричал он в восторге. – Мы все-таки сделали это! Мы бились с драконом, и я взял пленника! Сам!.. Один!..
Хирсах опустился на землю, и столпившаяся пехота разразилась приветственными криками. Офицера повели прочь. Тасу было вовсе не жалко с ним расставаться – там более что пленник, прежде, чем уйти, наградил его зловещим, пронизывающим взглядом… Но тут кендер глянул на Флинта – и мигом все позабыл.
Гном обмяк в седле, усталое лицо казалось внезапно постаревшим, а губы – совсем синими.
– Что с тобой? – испугался Тас.
– Ничего.
– А почему ты держишься за грудь? Ты что, ранен?..
– Нет, не ранен.
– Тогда почему…
– Ну что за репей на мою голову!.. – хмуро буркнул Флинт. – Всю плешь проест, пока не ответишь!.. Так вот, если тебе угодно знать, это все проклятая пика. Ну, а тот безрукий, кто шил эту дерьмовую куртку, был, по-видимому, еще глупее тебя. Мне въехало древком в ключицу, ясно тебе? Воображаю, какой будет синяк!.. А что касается пленника, я лично в толк не возьму, как только вы оба живы остались! Взял пленника, ха!.. Скажи лучше – случайность, дурацкая притом. Да чтоб я в здравом уме и твердой памяти еще когда-нибудь полез на этих крылатых…
Умолкнув, Флинт наградил кендера взглядом столь кровожадным, что Тассельхоф попросту повернулся и отошел на безопасное расстояние. Он хорошо знал: если Флинт в таком состоянии, дешевле будет просто дать ему остыть в одиночестве. Пусть пообедает, отдохнет, успокоится…
И только вечером, когда Тас уже засыпал, уютно свернувшись подле теплого бронзового бока Хирсаха, ему вспомнилось, что Флинт почему-то прижимал ладонью свой левый бок. А ведь пика-то была справа…
