Вернулся Хельмос. Он поклонился королю Олгафу, как этикет предписывал кланяться родственникам, даже если родство не было прямым. Впрочем, от поклона кронпринца веяло холодом.
— Хельмос! — вскричал Олгаф.
Настроение правителя Дункарги было приподнятым. Вот только сразу чувствовалось, что в этом веселье кроется какой-то подвох.
— С помолвкой тебя, племянничек! Видел твою милашку. Как говорят, хороша землица, сама под плуг ложится!
Олгаф похотливо подмигнул Хельмосу.
Хельмос побледнел от гнева. Слова Олгафа сочли бы непристойными даже в солдатских казармах. Главный посол эльфов, который, когда хотел, вполне сносно говорил на человеческом языке, разгадал и понял иносказательный смысл этой фразы и ужаснулся. Он, по крайней мере, соблюдал внешние приличия. Господин Мабретон отшатнулся от Олгафа так, словно ненароком наступил на гадюку. Капитан орков скучал. Он неплохо говорил на языке людей, но как все орки, понимал смысл сказанного буквально. Капитан подумал, что Олгаф с Хельмосом говорят о сельском хозяйстве, которое его совершенно не интересовало. Даннер перевел эту фразу своему послу, но тот никогда не видел плуга и все равно ничего не смог понять, а потому и счел сказанное очередным примером глупости людей. Даннер воздержался от дальнейших объяснений.
Хельмос был добросердечным человеком, умевшим прощать обиды и не давать волю гневу. Однако оскорбление, нанесенное его любимой, глубоко задело его, и Олгаф это прекрасно знал. Кронпринц весь затрясся от ярости и напряжения, не позволяя себе сорваться. Олгаф вновь открыл рот, намереваясь все-таки вывести Хельмоса из себя, и рассчитывая на ссору или даже на удар со стороны принца, что прервало бы встречу, не дав ей начаться. Но прежде, чем Олгафу удалось сказать еще какую-нибудь ядовитую гадость, в зале появился король Тамарос.
Он вошел без всяких церемоний, но с таким достоинством и величием, что Олгаф в сравнении с ним показался коварным и злобным карликом. Поравнявшись с сыном, Тамарос слегка дотронулся рукой до плеча Хельмоса. Этим мимолетным жестом, исполненным сочувствия и предостережения, король напоминал кронпринцу, что ссора с подобным ничтожеством ничего не даст; принц только уронит свое достоинство. Хельмос глубоко вздохнул и направился к одному из стульев с высокими спинками. Стулья были специально расставлены кругом, чтобы все собравшиеся могли видеть друг друга и никто бы не занимал главенствующего положения. Поставить стулья вокруг стола было нельзя: в таком случае подбородки дворфов оказались бы вровень со столешницей, а колени орков упирались бы в нее и толкали стол.
