Американские лидеры, которые полностью приняли «рижскую аксиому» оказались жертвами ложного представления об объеме и интенсивности советского вызова, интерпретации характера советских целей; они неправомочно потеряли веру в дипломатию — новая американская доктрина «национальной безопасности» вела к ложному представлению о неотвратимо нависшей военной опасности Соединенным Штатам. Такая доктрина явила собой экспансивную интерпретацию потребностей американской национальной безопасности — главного элемента американского отношения к внешнему миру. Если американские интересы оказывались касающимися всего мира, то проявление любой советской активности за пределами границ СССР виделось угрозой Америке. При этом любая форма компромисса представлялась умиротворением — дурным словом после 1938 г.
Нам важно отметить, что еще до начала Второй мировой войны среди американских дипломатов возобладала «рижская аксиома», а ведь именно этим дипломатам в 1943-1949 гг. придется решать судьбы мира, судьбы «холодной войны».
Эти дипломаты, которым предстоит решать судьбу «холодной войны», начали изучать русский язык, культуру и историю в 1928 г. У молодых американских дипломатов было за спиной прекрасное образование: Джордж Кеннан учился в Берлине, а Чарльз Болен и другие расширили свое образование в Париже. Они вращались в примечательных кругах интеллигентов-иммигрантов, получая знания о России и все боле утверждаясь в негативном отношении к России после 1917 г. Дж. Кеннан напишет в мемуарах: «Никогда — ни тогда, ни в какой-либо момент в будущем — я не рассматривал Советский Союз достойным союзником или сотрудничающей державой, нынешней или в будущем, для моей страны». И этим знатокам России доверили выбор курса в решающий момент, когда Россия вышла из унижения поражений и отступлений, когда она в 1945 г. стала сверхдержавой.
Не все они видели в послереволюционной Советской России только культурное падение. Первый посол США в Москве Уильям Буллит докладывает в Вашингтон, что советские лидеры — «разумные, софистичные, энергичные» люди, которых нельзя убедить «потратить их время на обычную дипломатическую рутину… Они чрезвычайно склонны к контактам с обладателями первоклассного интеллекта, с людьми большого калибра как личности. Они, в частности, были восхищены молодым Кеннаном, который был со мной». Сталин сказал послу: «Если вы пожелаете увидеть меня в любое время дня и ночи, дайте мне только знать, и мы встретимся». Буллит сообщил президенту Рузвельту, что Сталин выглядел «как пожилой цыган с непостижимыми для меня корнями и эмоциями». Буллит восхищен «великолепным лбом» Молотова, который напоминал ему «первоклассного французского ученого, сдержанность, мягкость и интеллигентность». Кеннан пишет с теплым чувством: «По правде говоря это было удивительно восхитительное время… пример того, чем советско-американские отношения могли быть в иных обстоятельствах… Большинство из нас вспоминает эти дни как высшую точку своей жизни». Посол Буллит: «Любое обобщение в адрес России может иметь лишь мимолетную ценность».
