Хаджи возвращался в Иран. Перед отъездом лорд Эргли сказал ему:
— Если попытаться объяснить людям, как выглядит Предел Стремлений, боюсь, немногие из них рискнут достичь его.
— Дух ее освобожден от рутинной работы, — сдержанно сказал Хаджи.
— Вот именно, — усмехнулся судья. — И мой тоже. Вы, наверное, видели сообщение в утренних газетах?
— А вам не кажется, что и ваша служба тоже имела отношение к камню? — неожиданно спросил Хаджи.
— Я верил в это, — спокойно ответил лорд Эргли. — Но мне не хотелось пользоваться своим служебным положением в той личной сваре, которую готовы были затеять со мной все эти министры и деляги. Хотя правительству пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы снять меня с поста. Я всегда считал Закон выше служителей Закона, и мне, естественно, не хотелось превращать его в сад, где будет произрастать моя гордыня. Теперь, когда этот ребенок моими стараниями обрел столь страшный конец, я никого к ней не подпущу и сам буду служить ей все оставшееся время.
— Я так и не смог понять ход ваших мыслей, — покачал головой Хаджи. — Я до сих пор не понимаю, как можно, зная и видя все эти вещи, так и не поверить в камень?
— А кто говорит, что я не верю? — удивился лорд Эргли. — Я верю в то, что некоторые нездешние сущности неожиданно возникли здесь, на земле; от одной я отказался, чтобы обезопасить ее, а за другой буду теперь присматривать ради ее покоя.
— Вы — странный человек, — проговорил Хаджи. — Однако прощайте, вы ведь вряд ли приедете на Восток.
— Не надо слишком презирать нас, — сказал лорд Эргли. — Так уж устроены мы. Иронизируем над тем, что любим, и презираем то, к чему стремимся. Это наша культура, и она дала нам великих поэтов, учителей Закона и святых.
До свидания, Хаджи.
— Милость Сострадающего да пребудет с вами, — пробормотал Хаджи.
— Ну что ж, я и в это буду верить. У меня на то свои причины, — отозвался лорд Эргли.
На том они и расстались.
Лорд Эргли послал короткую записку Френку Линд сею.
В ней ни слова не говорилось о камне, только о болезни мисс Барнет (на этом месте лорд Эргли помедлил и все-таки написал с улыбкой «вследствие апоплексического удара») и о том, что он рад будет видеть мистера Линдсея в любое время.
Френк не явился. Примерно с неделю он размышлял над ответом, но так и не смог отыскать подобающего. Рассуждая привычным образом, он пришел к выводу, что если бы Хлоя хотела видеть его, она и сама могла бы написать, а так — не его дело соваться туда. Оградив себя от этих беспокойств, он примерно так же отгородился и от всех прочих, поэтому завершение истории камня Соломона осталось ему неведомым. Френк Линдсей прожил довольно обычную жизнь, не лишенную определенных успехов на профессиональном поприще, и единственной заботой, от которой он не сумел отгородиться, стала смерть.
