— Никто не знает. И это как-то чудно. Когда охранник отказался пропустить ее, она неожиданно исчезла. Именно поэтому мистер Айронсмит счел нужным сообщить вам об этом, — в голосе Армстронга угадывалось раздражение.
— Не понимаю, почему это должно интересовать меня. Может, она просто ушла на все четыре стороны, — речь шла не о готовности номер один, и значение имело только это.
— О'кей, шеф. Я не хотел вас беспокоить, но Айронсмит настоял, чтобы вам сообщили, — покончив с этой темой, Армстронг испытывал явное облегчение.
Разговор был окончен.
Форестер сладко зевнул и потянулся — он чувствовал себя гораздо лучше. То, что телефон все-таки позвонил, не имело никакого отношения к его интуитивным предчувствиям — аппарат звонил постоянно, каждый раз, когда доктор пытался хоть немного отдохнуть и расслабиться. Неизвестный ребенок, интересующийся им, не казался Форестеру поводом для беспокойства.
Он все еще слышал, как Рут ходит по кухне. Может, печет пирог? Иногда у нее случались приступы любви к домашнему хозяйству — тогда она не ходила в офис, а, оставшись дома, устраивала грандиозную уборку или готовила что-нибудь изумительное. Форестер вновь скользнул взглядом по старой фотографии и почувствовал приступ острого сожаления из-за пустоты в их супружеских отношениях.
Некого было винить. Рут старалась, как могла, да и Клэю казалось, что он делает все возможное. Все проблемы возникли из-за далекой звезды в созвездии Кратера, которая взорвалась задолго до того, как они с Рут родились. Иногда Форестеру казалось, что если бы скорость света была чуть медленнее, он мог бы уже стать заботливым отцом, а Рут — счастливой женой и матерью.
Раздумывая над превратностями судьбы, он машинально сунул ноги в теплые домашние тапочки — Рут всегда ставила их у края кровати — и отправился в ванную. Некоторое время доктор молча стоял у зеркала, пытаясь вспомнить, как выглядел в день свадьбы. Тогда он не мог быть таким же костлявым и лысым, похожим на сморщенного угрюмого гнома, — иначе Рут выбрала бы Айронсмита.
Он утратил самого себя, того человека, который жил в поисках истины и не терял веры в ее существование. Сейчас он занимал надежное место в среде научной элиты, и будущее его карьеры не вызывало никаких опасений. Форестер просто хотел разделить свою жизнь с Рут — однако проект предъявил на него свои права.
Первые холодные лучи новой звезды, шедшие до их планеты долгих двести лет, оборвали их с Рут медовый месяц и изменили все.
