– Ты боишься Капоне? Он устроил так, чтобы возле «Биографа» в меня всадили пулю федералы, а я, как видишь, по-прежнему жив и здоров.
– Я не боюсь ни Капоне, ни Лепке, ни Малдонадо, ни… – Глаза Голландца вернулись в больничную палату. «Я тертый калач, – с тревогой сказал он сержанту Конлону. – Винифред. Министерство юстиции. Я получил это из самого министерства». Он испытал острую боль, пронзительную, как наслаждение. «Сэр, прошу вас, хватит!» – Нужно было объяснить про де Молэ и Вейсгаупта. «Послушайте, – хрипел он, – последний Рыцарь. Я не хочу кричать». Было совсем тяжело, боль пульсировала в каждой клетке. «Я не знаю, сэр. Честно, не знаю. Я пошел в туалет. Когда я зашел в сортир, парень вышел на меня. Если бы мы захотели разорвать Круг. Нет, пожалуйста. У меня есть месяц. Ну, давайте, иллюминаты, добейте меня». Как же трудно все это объяснять! «У меня не было с ним ничего и он был ковбоем в один из семи дней. Ewigel Борьба…
Ни дела, ни лежбища, ни друзей. Ничего. Вроде то, что нужно». Боль была не только от пули; они работали над его сознанием, пытаясь закрыть ему рот, чтобы он не сказал слишком много. Он увидел козлиную голову. «Пусть он сначала тебе покорится, а уж потом докучает, – крикнул он. – Эти англичане еще те типы, не знаю, кто лучше, они или мы».Так много надо сказать, и так мало времени осталось. Он подумал о Фрэнси, жене. «О, сэр, дайте девочке крышу». Иллюминатская формула для призыва Ллойгора: хотя бы это он успел рассказать. «Мальчик никогда не плакал и не рвал тысячу ким. Вы слышите меня?» Они должны понять, как высоко это поднялось, во всем мире. «Я это слышал, это слышал окружной суд, возможно, даже Верховный суд. Это расплата. Прошу вас, придержите дружков Китайца и Командира Гитлера». Эрида, Великая Матерь, – единственная альтернатива власти иллюминатов; надо успеть им это рассказать. «Мама это лучший выбор. Не дайте Сатане тянуть вас слишком быстро».
– Он слишком много болтает, – сказал тот, который был с козлиной головой, Винифред из Вашингтона. – Усильте боль.
– Грязные крысы настроились! – закричал Голландец.
– Держите себя в руках, – мягко сказал сержант Конлон.
– Но я умираю, – объяснил Голландец. Неужели они ничего не поняли?
Дрейк встретился с Винифредом в 1947 году на коктейле в Вашингтоне, сразу после того, как Акт Национальной Безопасности был принят Сенатом.
– Ну что? – спросил Винифред. – У вас еще есть какие-нибудь сомнения?
– Никаких, – ответил Дрейк. – Все мои свободные деньги сейчас инвестированы в оборонную промышленность.
