— Что за мрачные думы гнетут вас, мой друг?
Вампир появился, как обычно, словно из ниоткуда. Миг назад его и в помине не было поблизости — и вот он уже отодвигает стул... а мог бы, наверное, материализоваться прямо на нем.
— Для забытого Господом захолустья здесь на удивление неплохое меню, — заметил Рысьев, убедившись, что ответа на свой предыдущий вопрос ему не дождаться. — Видимо, звание лучшего в городе ресторана все же к чему-то обязывает.
— Кхм-гм...
— А где миссис Ханко? — дождавшись, пока цепочка официантов закончит уставлять наш столик разнокалиберными тарелками, приборами и прочей утварью, осведомился Николай. — Я полагал, что она также пожелает отобедать с нами.
— Миссис Ханко, — вздохнул я, — отказалась от посещения этого заведения... под предлогом отсутствия у нее подходящего для подобного визита гардероба.
— Даже так? — удивленно вскинул бровь русский. — Я, пожалуй, соглашусь, что ее любимый мундир способен вызвать... скажем так, некое оживление публики, числящей себя почтенной.
— Весьма нездоровое оживление, — хмыкнул я. — Вспомните, что было в Акапулько.
— Помню, — усмехнулся граф. — Да, собравшиеся на балу у губернатора гости были шокированы преизрядно — но ведь именно такого эффекта она и добивалась?
— Угу. Только в этом городе нам надо пробыть хотя бы до завтрашнего полудня — желательно не вступая при этом в перестрелку с береговой батареей.
— А что, у нее и в самом деле нет ничего... э-э, менее эпатажного?
— Николай, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно проникновеннее, — вы никогда не пробовали... ну, скажем, надеть редингот на пантеру?
— Я пробовал превеликое множество других, порой куда более дурацких вещей, — безмятежно отозвался русский. — И, к слову, Крис, вполне могу понять чувства вашей супруги по отношению к тому, во что пытается облачить женщин нынешнее общество. Как же это было... — Рысьев задумчиво уставился на вилку, — в последнем романе этого француза, Эмиля Сажа... или Зола: «Сначала брызгами падали блестящие атласные ткани и нежные шелка: атлас а-ля рэн, атлас ренессанс с их перламутровыми переливами ключевой воды; легкие кристально прозрачные шелка „Зеленый Нил“, „Индийское небо“, „Майская роза“, „Голубой Дунай“. За ними следовали более плотные ткани: атлас мервейе, шелк дюшес — они были более теплых тонов и спускались вниз нарастающими волнами. Внизу же, точно в широком бассейне, дремали тяжелые узорчатые ткани, дама, парча, вышитые и затканные жемчугом шелка; они покоились на дне, окруженные бархатом — черным, белым, цветным, тисненным на шелку или атласе»
