Кратер, образовавшийся на месте падения Корабля, достигал в поперечнике почти тридцати километров, но был неглубок, и эту язву, зиявшую на лике планеты, нещадно хлестали бури и вихри, зародившиеся в возмущенной грубым вторжением атмосфере. В течение многих дней флайеры торжественно кружили над кратером, словно не замечая пыльных смерчей, в ожидании, когда потухнут пожары. После того как дожди сделали свое дело, флайеры надолго удалились.
Они вернулись к могиле Корабля, только полностью выполнив стоявшие перед ними задачи, и, вернувшись, остались на тысячелетия.
Небольшая самка рамапитека была упорна. Она не сомневалась в том, что детеныш забрался в заросли. Его запах доносился оттуда и был явственно различим даже на фоне по-весеннему пряного благоухания вереска, чебреца и утесника.
Издавая мелодичные призывные крики, самка рамапитека поднималась вверх по склону, продираясь сквозь густые заросли к древней гари. Юркий черно-желтый чибис издал пронзительное «фиу-уит» и захромал в сторону, волоча одно крыло. Самка рамапитека знала, что это не более чем притворство и весь спектакль разыгрывается с единственной целью – отвлечь ее от гнезда, которое находилось где-то поблизости. Но какое ей дело до чибиса, когда все ее желания сосредоточились сейчас на одном: найти пропавшего детеныша.
Она пробиралась по заросшему склону, сбивая мешавшие ей кусты веткой дерева. Самка рамапитека умела пользоваться этим орудием и несколькими другими. У нее был низкий лоб, но небольшая гуманоидная челюсть. Невысокая – немногим более метра, она слегка сутулилась, а все тело, кроме лица и ладоней, покрывала короткая коричневая шерсть.
Самка продолжала, не умолкая, издавать мелодичные крики. Это было послание, не выраженное в словах, но понятное любой молодой особи ее вида, ибо оно означало:
– Здесь мать. Иди к ней, и она защитит тебя от опасности и сделает так, чтобы тебе было уютно.
По мере приближения к гребню холма заросли начали редеть. Выйдя на открытое пространство, самка огляделась вокруг и издала низкий стон от страха. Она стояла на краю чудовищной впадины, заполненной водами, образовавшими темно-синее озеро. Край впадины уходил, изгибаясь, к горизонту, и узкая полоска крутого внутреннего склона, отделявшая край впадины от обреза воды, была полностью лишена растительности.
Метрах в двадцати от самки рамапитека стояла какая-то ужасная птица. Чем-то она напоминала жирную цаплю ростом с сосну и примерно таких же размеров в длину, с печально опущенными крыльями, головой и хвостом. Из брюха птицы свисало некое подобие лестницы. Птица не из живой плоти, а из чего-то твердого. Она была покрыта пылью, а ее некогда гладкая черная шкура пестрела от пятен ржавчины вперемешку с желтыми, серыми и оранжевыми лишайниками. Вдали на краю впадины по обе стороны от себя самка рамапитека могла различить еще несколько таких птиц, расставленных с большими промежутками. Все птицы обращены к глубинам озера.
