Как-то она замуж было собралась. Даже два раза. Думала, нашла жениха своей мечты. В первый раз это случилось во время учебы в академии — появился парень старше ее лет на семь, солиднее и интереснее всех ее ровесников, при деле и при средствах, умеющий красиво ухаживать и кружить ей голову. Не то чтобы она влюбилась в него, но увлеклась — это точно. Тем более что о «женихе» этом уже знала даже мама (!), и они планировали встречу с ним (на деле — смотрины) в самое ближайшее время. Эрика уже присматривала себе фасоны свадебного платья и подумывала о том, где они будут справлять свадьбу. Она никому, кроме мамы, об этом не рассказывала, боясь сглазить, но в душе уже представляла себе вытянутые от зависти лица подруг, когда они узнают эту новость! Но закончилось все печально и банально. Парень морочил ей голову несколько месяцев, а потом она узнала, что он женат. Жена жила в каком-то другом городе, и мало кто в Москве знал о ее существовании. Эрика тогда жутко злилась, что оказалась в таком дурацком положении, и на какое-то время поиски мужа вообще прекратила. Все жаловалась подругам: «Не встречу я никак свою половинку, то ли конь у принца устал, то ли принц из седла выпал, но вот только никак он до меня не доскачет».
Закончив академию, большинство ее подруг повыходили замуж, и она чувствовала себя неуютно, когда все старательно пытались ее познакомить с кем-нибудь или участливо спрашивали при встрече: «Ну что, замуж так и не вышла?» «Нет, не вышла, не нашелся еще принц для такой принцессы», — отшучивалась она, но самолюбие ее при этом ужасно страдало.
А потом… Потом был Валера. Очаровательный, галантный Валера Зубов, с оксфордским экономическим образованием за плечами, блистательным интеллектом, старше Эрики на двадцать лет. Музыкант, играющий на ее струнах с виртуозностью мастера. Среднего роста, с темно-каштановыми волосами и такими же темными глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и волевым подбородком, он двигался, словно кошка, плавно и мягко, иногда замирая, словно готовясь к прыжку. Если он слушал собеседника, то голова его всегда была чуть склонена набок, и невозможно было угадать по его лицу, о чем он думает. Так обычно ведут себя вышколенные дипломаты, привыкшие всегда сохранять вежливое и учтивое выражение лица. Говорил он так же, как и двигался, — мягко, вкрадчиво, не торопясь. Глаза его всегда смотрели на человека изучающе, ловя каждое движение и выражение лица собеседника. Никто никогда не видел Зубова в состоянии гнева, но зато было немало свидетелей его спокойной твердости и упертости, если это касалось дела. Его подчиненные знали: чем больше улыбается рот Зубова при неподвижном взгляде, тем хуже им придется в ближайшие минуты.
