— И?..
— И я многое слышал об этом месте. Пакс презрительно фыркнула:
— В этом я не сомневаюсь. Просто вам захотелось посмотреть самому, как оно выглядит, не так ли?
Он взглянул на нее с укоризной:
— Я знал, как оно выглядит. И не смотри так на меня. Не забывай о том, что ты — человек, а я — волшебник. Подумай о том, что из-за тебя мы оба чуть не погибли.
— Потому что вы не открыли мне всей правды.
— А ты сначала думай, потом хватайся за меч. Я знал, как выглядит это место, потому что говорил кое с кем, кто здесь побывал.
— Надеюсь, это не были вы сами в своей позапрошлой жизни или что-нибудь в этом роде?
— Нет. Здесь была моя кузина. Она сказала, что это совершенно безопасное место для мирных прогулок.
Он сделал ударение на слове “мирных”. И Пакс не стала больше возражать ему. Она лишь посмотрела на лошадь и пони, которые паслись за деревьями. Тихонько позвала их, вытянув вперед руку. Лошадь перевела взгляд с нее на Месениона и приблизилась на несколько шагов. Пакс опять позвала ее.
Лошадь подняла уши и посмотрела на девушку. Пакс шагнула прямо к ней и взялась рукой за свободно свисающие поводья. В одном месте они были разорваны. Месенион смотрел на нее со странным выражением лица. Не обращая на него внимания, она позвала пони. Звездочка заржала и стала пробираться к хозяйке сквозь подлесок. Выйдя из-за деревьев, она сразу же подошла к Пакс и уткнулась ей головой в грудь.
— Все хорошо, моя милая.
Пакс развязала мешок и вытащила оттуда яблоко. Пони обхватил его губами и стал жевать. Лошадь стояла и смотрела, как ест Звездочка. Пакс стало ее жаль, и она вытащила из мешка другое яблоко.
— Как ваша нога? Я видела, что вы хромали, — обратилась она к Месениону, который молча наблюдал за этой сценой.
— Не так уж плохо. Главное, я могу идти, — ответил он.
Пакс хотела съязвить, что он смог даже бегать, но промолчала. Она повернулась к Звездочке, чтобы проверить, не повреждены ли у нее ноги и живот, в порядке ли вьючное седло. Месенион тем временем приводил в порядок порванные поводья.
В тот день они ехали не останавливаясь до наступления темноты и больше ни о чем не говорили.
