Нижние Байдуны | страница 2
Да лучше, видать, просто начнем, без всякой вступительной истории. С того, что часто и весело вспоминается, что хорошо видится - одно издалека, другое вблизи.
ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЙ КЛАСС
Жена, проворная и довольно-таки сварливая тетка Юста, называла его по-деревенски: не Захар, а Захара, даже еще и по-своему, без "р" - Захава.
Утром, задав корм Гнедому, корове с телушкой и овечкам. Качка любил задержаться на гумне. Трясянки на день натрясти, подмести ток, походить немного между невысокими скирдами сена и соломы, почти беспрерывно бухая неотвязным кашлем.
Однако ж как раз тогда, когда человеку нужны были одиночество и тишина, баба выбегала на порог и тоном приказа бросала через двор:
- Захава, есть иди!
- Иду! - миролюбиво отзывался он. Но сразу не шел, а все еще понемногу бухал.
Тогда она снова выбегала из сеней.
- За-ха-ва! Есть иди, чтоб ты наелся чемевыцы, чтоб ты!
- Да иду!
Однако все еще копался.
В третий раз Юста автоматила долгой очередью:
- Есть иди, сказала! Что ты там возишься, чтоб тебя свиньи под плетнем возили, чтоб тебя! Что ты толчешься там, чтоб ты после смевти толкся козою, чтоб ты!..
Тогда уже хозяин показывался в черном проеме гуменных ворот.
- Распронаперекувыркутвою!.. Бу-ху, бу-ху!.. Тигра ты уссурийская! Я ж сказал, что иду!..
Юста исчезала в сенях, а он помаленьку закрывал гумно и не торопясь шел в хату.
Диалог требует пояснения.
Ругань тетки Юсты заключала в себе два сложных образа. Возить хозяина под плетнем свиньи могли не только пьяного - таким же мог быть и конец человека. Ходить после смерти козою - здесь уже был не только намек на колядный, рождественский вертеп, а какой-то даже буддизм с его переселением душ. Однако не скажешь, чтобы дядька Захара принимал все эти проклятия всерьез. Бабья ругань была на этот раз не очень и злобная, обычная.
Сидя у нас по-соседски с куделью, тетка Юста могла, например, рассказывать моей матери так:
- Завезала позавчева два гуся и говою своему: "Деви, Захава, певья, чтоб ты на стену двався, чтоб ты!.."
На стену люди "дрались", лезли, с большой беды. "Горбачи насобирали грибов, наварили, наелись, а потом всей семьей на стену лезли. Не дай боже!.." Такое, говорили, когда-то случилось.
Ну, а представлять, как это дядька Захара лезет на стену - с одним своим глазом, с седым ежиком и короткой седой бороденкой, - это было, конечно, весело. Мне, сорванцу.
Зла в той ругани, повторим, не таилось. Была даже поэзия, пускай себе грубая, однако ж и хлесткая. Я, тогда еще не коровий, а только свиной пастушок, мог насчитать сколько хочешь этих проклятий. "Что ты там долбишь, чтоб тебе ворон глаза выдолбал!", "Сколько ты сыпать будешь, чтоб тебе губы обсыпало!", "Чего ты сидишь, чтоб ты камнем сел!", "Почему ты не едешь, чтоб ты боком ездил!", "Распелись тут под окном, чтоб вы пели за хлеб!" - и так без конца. А у тетки Юсты еще и с повторением: "Чтоб ты!.."