– Греческий Белград?
– Нет. Австрийцы таким способом дают понять, что мы, сербы, живущие в Белграде, не принадлежим к их вере.
– И к нашей тоже.
– Знаю.
– А своей у вас и нет, только греческая. Но нам это безразлично. Мы хотим, чтобы ты сказал нам, что изображено на этом листе и когда это вырезано. Нам нужен подробный рассказ о Белграде. Самый подробный. О крепостных стенах, постройках, строителях, воротах, входах, о богатстве, о жителях, церквах – одним словом, обо всем. У нас есть целая ночь времени, а сколько у нас есть жизни, мы не знаем. Трудно поделить хлеб поровну, если не знаешь, сколько его осталось. Поэтому рассказывай подробно. От черточки к черточке, и лучше тебе что-нибудь добавить, чем упустить. Подумай только: с каких пор живешь? А потом подумай: никогда мне больше не жить... А шея твоя будто специально для сабли создана...
Сидя на положенном на землю седле и медленно поворачивая перед собой поднос, Леандр рассматривал его, следя за тем, чтобы огонь не лизнул его усы и брови, и читал по медной доске, как по книге. Под бровью Леандра пульсировала вена, она, как часы, отбивала время, а волоски на загрубевшем лбу Леандра трепетали, как крылья бабочки. Как будто эти часы, которые столь неожиданно и для самого Леандра начали в нем свой ход, должны отсчитать какое-то свое время и определить точный час, прежде чем остановиться...
На протяжении всего рассказа Леандра Дед-ага Очуз сидел неподвижно, перебирая бороду так, будто держит в руке небольшого быстрого зверька и внимательно обнюхивает его, причем при каждом новом оттенке запаха, который он улавливал, глаза его загорались. У походных костров рассказывали, что иногда глаза Дед-аги Очуза теряют зрение и он, сходя с коня, не видит землю, как видел ее, когда на коня садился. Как бы то ни было, слушал он Леандра с подчеркнутым безразличием, однако напоминал при этом охотничью собаку, ищущую место, где уже была раньше, но не находящую к нему дорогу. Только то место, то логово было не снаружи, не за пределами шатра, а в нем самом, скрытое и поросшее временем. Ожидая, что знакомый ему запах, который он долго искал, разбудит воспоминания и поведет его туда, куда нужно, Дед-ага Очуз слушал Леандра. Он подстерегал тот момент, когда обнаружатся два нужных ему места: подходящее место для нападения на город в рассказе Леандра, читавшего по подносу, и соответствующее место в самом Дед-аге Очузе, с которого он и развернет свое наступление. И весь военный поход султана вместе с рассказом, который они сейчас слышали от Леандра, казался всем, кто присутствовал в тот вечер в шатре, гораздо менее важной частью другого, внутреннего похода, который в какой-то, пока еще неизвестный, момент сольется с первым в одно неукротимое движение ради осуществления того зарока, который еще раньше дал ага. По крайней мере так думали те, кто сидел в шатре. А Дед-ага Очуз, вдыхая запах своей бороды, думал совершенно другое.
