Но вернемся к обитателям Тули. Опасность заключается в том, что иные критики создали впечатление о здешней популяции львов как о здоровой, по численности близкой к той, какую может прокормить данная территория; они даже утверждают, что имеет место иммиграция львов из других регионов. Как бы я хотел, чтобы это было так! Но, к сожалению, существуют параллели между львами Тули и львами, обитающими в кратере Нгоронгоро, хотя причины возникновения сходных ситуаций различны. Сколько же таких обреченных на страдания изолированных львиных популяций по всей Африке? Вот над чем следует поработать специализированной группе по кошачьим!
Недостаточно охранять подобные популяции от браконьеров и охотников. Границы, в которые их загнал человек, также обрекают их на гибель. Критика моей работы обнажила то, что игнорировать дольше нельзя: существование тихого врага, имя которому – генетическая эрозия.
Глава третья
ЖИВЯ ОДНОЙ ЖИЗНЬЮ СО ЛЬВАМИ…
Я проснулся на своей раскладушке, но не посмел шелохнуться: басистый угрожающий рев сотрясал воздух. В конце концов я медленно повернул голову к ограде и в мерцающем свете свечного огарка увидел одного из Близнецов. Поскольку я смотрел из положения лежа, он казался мне огромным; когда на его золотую шкуру падали отблески пламени, по ней пробегали тени, словно блуждающие призраки. Зверь стоял всего в двух шагах и ворчал, не спуская с меня глаз. И я не сводил глаз со зверя, заинтригованный его присутствием; с одной стороны, я был напуган, с другой – мне не хотелось, чтобы наша встреча прервалась. Меня словно загипнотизировали. Поскольку нас разделял высокий забор, я едва ли подвергался опасности и все же почувствовал прилив адреналина, и кровь, словно барабан, застучала в голове.
Близнец повернулся и тщательно обнюхал куст, который любил метить Батиан. Затем его взор снова переместился на меня. Внезапно ворчание смолкло. Воцарилась тишина, столь же жуткая, как и его ворчание. Зверь отступил и исчез в бездонной темноте ночи.
Когда Близнец предстал передо мной в кружке света, отбрасываемого мерцающим пламенем свечи, мною овладело чувство, которое, должно быть, повергало в трепет наших предков, – чувство, вызванное явлением Великого охотника африканской ночи. Древний человек не был защищен забором, и я думаю, если бы нас не разделяла надежная ограда, он непременно полез бы пощупать, что же я из себя представляю. Поскольку я находился в горизонтальном положении, он, возможно, и не признал бы во мне человека (который, кстати, не является самой лакомой для львов добычей) – сперва потискал бы меня, переломал все кости, а потом, распознав наконец, кто я такой, оставил на съедение тем, у кого вкус не столь разборчив, – разным там гиенам и шакалам. Испытанное отчасти пробудило во мне дух предков – и пробудило бы, наверное, полностью, если бы атака состоялась. Хотел бы я знать, долго ли он вот так изучающе взирал на меня, подкрадываясь все ближе к ограде, пока я спал.
