Кеннет взял в руки альбом и долго со страхом смотрел на него, как будто перед ним были не листы бумаги, а неразорвавшееся ядро. А что, если ему последовать примеру Ребекки и перенести на бумагу все те образы, которые не перестают терзать его? Станет ли ему от этого легче? А не откроет ли он ящик Пандоры, и не обрушатся ли на его голову все беды, скопившиеся в нем, и он не в силах будет запрятать их обратно?
«Это как надрез на ране, чтобы выпустить яд». Слова Ребекки не выходили у него из головы. Возможно, он был не прав, заставляя себя не думать о плохом и рисовать только приятное, успокаивающее. А что, если вскрыть рану и выпустить демонов; может, тогда они хоть частично устранят свою власть над ним?
Только рисовать надо честно, ничего не приукрашивая. Надо прорваться сквозь стальную стену, которой он отгородил свою память.
Стараясь ожесточить себя, Кеннет взял перо и пузырек с тушью. Он начнет с картины первого боя, которая навсегда запечатлелась в его памяти. Если этот рисунок принесет ему некоторое облегчение, то тогда он приступит к другим, более страшным сценам.
Усилием воли Кеннет заставил себя вспомнить картину первого боя, ту, которую он всегда видел в ночных кошмарах.
Решительно окунув перо в тушь, Кеннет молил Бога, чтобы пример Ребекки помог и ему.
На следующий день, когда Кеннет работал в своем кабинете, дверь внезапно открылась и в комнату медлительной походкой вошла Лавиния Клэкстон, золотоволосая красавица, одетая в голубое шелковое платье и элегантную, отделанную перьями шляпку, лихо заломленную набок.
– Добрый день, капитан, – проворковала она глубоким волнующим голосом. – Я решила навестить вас в вашей таинственной берлоге.
Кеннет поднял глаза от работы, и его пульс учащенно забился, как у охотника при виде добычи: несмотря на то, что Лавиния была частой гостьей в доме Ситона, у него не было возможности поговорить с ней наедине.
– Не вижу ничего таинственного в том, что человек работает, леди Клэкстон.
Лавиния улыбнулась с уверенностью женщины, сознающей силу своей красоты.
– Значит, тайной окутаны вы сами, капитан, уж слишком выделяетесь на общем фоне. Вы словно тигр среди овечек. Вам больше подходит командовать армией или исследовать неоткрытые еще земли, а не сидеть здесь, отвечая на скучные письма.
– Иногда и тиграм приходится трудиться, – ответил Кеннет с небрежной улыбкой. – Для меня это тоже своего рода охота. Гораздо интереснее отвечать на письма самому, чем писать их под диктовку.
