По пути домой Кеннет решил заглянуть в почтовое отделение, на адрес которого приходили ему письма. Оно располагалось в одном здании с писчебумажным магазином, и поэтому он всегда мог легко объяснить свое недолгое отсутствие. На почте его ждало письмо от сестры. Это был ответ Бет на его короткое послание. Кеннет сломал сургучную печать и вынул листок, исписанный изящным мелким почерком.
«Дорогой Кеннет!
Я рада, что работа тебе нравится. Дома все хорошо во многом благодаря приезду твоего друга лейтенанта Дэвидсона. Сначала он был очень угрюм, но постепенно начал меняться. Он обладает большим чувством юмора, и мы с кузиной Оливией от него просто в восторге.
Его изуродованная левая рука, как ни странно, позволяет мне не стесняться моей больной ноги. Каждое утро мы вместе объезжаем поместье. У него много замыслов, как улучшить наши посевные земли, не вкладывая в это дело массу денег. Кругом все восхищаются его умом и здравым смыслом. С его приездом Саттертон изменился до неузнаваемости».
Дальше Бет описывала предложения Дэвидсона. Судя по всему, у Джона явно душа лежала к земле. Если удастся спасти имение, лучшего управляющего и желать не надо.
Кеннет сложил письмо и спрятал его в карман. Тон письма был жизнерадостным, но это не избавило Уилдинга от угрызений совести: после столь долгого отсутствия он умудрился снова покинуть сестру. Тоска медленно охватывала его: даже ради спасения Бет и Саттертона не стоило браться за такое темное дело.
Как только Ребекка вошла в мастерскую отца, она тут же ощутила, что в воздухе пахнет грозой. Общество знало сэра Энтони как аристократа до мозга костей, безупречного во всем: и в поведении, и в манере одеваться, к тому же обладающего даром великого художника. Только близкие ему люди знали, что под элегантной внешностью скрывается взрывной характер.
Еще будучи девочкой, Ребекка нарисовала отца в виде тлеющего вулкана, который вот-вот взорвется и исторгнет столб огня. Когда она показала ему рисунок, отец только невесело рассмеялся. Он хорошо знал свой характер. Терпение никогда не было свойственно этому человеку. Когда отец пребывал в таком настроении, Ребекка старалась не попадаться ему на глаза.
Одежда также говорила о расположении его духа. Обычно даже во время работы он был небрежно-элегантным, как будто находился не в мастерской, а в клубе «Сент-Джеймс». Сегодня же его сюртук валялся на полу, рукава рубашки были закатаны, седеющие волосы растрепаны. Ребекка без труда догадалась, что ей лучше убраться восвояси, пока отец ее не заметил.
