Руки Кейна плотнее сомкнулись вокруг ее плеч.
— Но ты могла бы не оставаться у них после родов. Хотя я понимаю, как это будет тяжело, очень тяжело, но ты можешь оставить ребенка на попечение родителей твоего мужа. Или ты думаешь, они потребуют, чтобы ты осталась?
— Да нет… Холдены не станут возражать, если я уйду, родив им внука. Они даже обрадуются. Но как я смогу доверить им воспитание своего ребенка? Ведь Билли тоже наверняка родился с дурными задатками, а родители лишь развили их. — Лайза сглотнула. — Это звучит ужасно, но я не хочу этого ребенка. С того момента, как я узнала о своем положении, меня не покидает тревога. Что, если ребенок пойдет в отца? Даже если я останусь с ним, это может оказаться бесполезным. И все-таки я не могу отдать свое родное дитя. Не могу.
— Хорошим людям труднее живется, — грустно заключил Кейн, совсем не удивившись ее ответу.
Лайза закрыла глаза. Горечь ее понемногу стихала. Где-то в отдалении слышались крики толпы и трещали выстрелы. Она надеялась, что беспорядки продлятся всю ночь, потому что, как только город затихнет, Бифф Бернс непременно вернется, и ей придется уходить.
Как странно, что в объятиях убийцы своего мужа она нашла умиротворение. Странно, хотя это почему-то казалось совершенно естественным и правильным. Она не могла винить Эндрю Кейна за то, что случилось в салуне. Перед нею был достойный человек. Он пытался спасти перепуганную девчушку, и вот теперь должен расплатиться жизнью за свое благородство. Размышляя над этим, Лайза вдруг поняла, что они оба, она сама и Дрю, стали жертвами безумств Билли. Наверное, поэтому она почувствовала такое родство с этим малознакомым человеком.
Хотя нет, тут было нечто большее. Дрю был особенным. Она заметила бы это при любых обстоятельствах.
— Спасибо, что выслушал, — проговорила Лайза тихо. — Мои проблемы несравнимы с твоими. А твое мужество — хороший пример для меня.
Он натянуто усмехнулся:
— Мужество… Ты это серьезно? Поверь, оно так же фальшиво, как деревянная монета. Хотя мне и прежде случалось сталкиваться со смертью, но это всегда происходило внезапно — не оставалось времени, чтобы об этом думать. И это не так тяжело, как сидеть и ждать последнего часа…
Кейн глубоко вздохнул, а потом вдруг быстро заговорил:
— Я перепуган, Лайза. Не столько самой смертью, сколько тем, что придется умирать перед толпой незнакомцев. Я боюсь, что, когда они потащат меня на виселицу, я не выдержу и зареву, словно раненый бык, моля о пощаде как последний жалкий трус… — Он осекся, когда же снова заговорил, в голосе зазвучала жестокая ирония. — Наверное, глупо волноваться о том, сумеешь ли ты умереть, сохраняя британское хладнокровие. Но если тебе только и осталось в жизни, что умереть, то становится очень важным, как именно ты это сделаешь.
