Чувствуя, что у нее не достанет сил поговорить с кем-нибудь еще, Клер села в свою повозку и поехала прочь. Это было ужасно — знать, что не пройдет и дня, как все в Пенрите будут судачить о ней и многие из ее ближних вынесут ей приговор.
Но еще хуже было другое — знать, что сомневающиеся в ее невиновности были правы: ведь она в самом деле вела себя распущенно и поддавалась дьявольским искушениям Никласа. И несмотря на храброе заверение в том, что она сохранит свою добродетель, Клер точно знала, что если ей не удастся в ближайшее же время покинуть Эбердэр, то — как это ни чудовищно — вполне вероятно, что она сама встанет на путь, ведущий к погибели.
Зная, что Клер отправилась в свою молельню, Никлас выехал из дома рано, чтобы навестить пастуха, который пас стада на высоких холмах Эбердэра, на тех самых пастбищах, где некогда пастушествовал Тэм Тэлин.
На обратном пути он увидел какое-то движение на дороге, которая вела к развалинам средневекового замка, самого первого дома семейства Эбердэров. Приставив руку козырьком ко лбу, Никлас прищурился, вглядываясь в дальний край долины, и, к своему удивлению, увидел, что по крутому склону холма медленно поднимается запряженная пони повозка Клер.
Он смотрел на нее, пока она не достигла того места, где дорога становилась слишком крутой. Здесь Клер сошла на землю, привязала пони и стала взбираться дальше пешком.
Солнце выглянуло из-за плотной пелены облаков, так что девушка, по всей видимости, направлялась к замку, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом, лучшим во всей долине. Решив присоединиться к ней, Никлас проскакал через долину и пустил коня вверх по дороге. В отличие от слабосильного пони его жеребец мог без труда одолеть крутой подъем, ведущий к замку. Оставив коня там, где его разгоряченные бока не обдувало бы холодным ветром, Никлас отправился на поиски Клер.
Он нашел ее на самой высокой части зубчатой стены; ветер развевал се платье и шаль и румянил щеки. Не замечая Никласа, Клер неотрывно смотрела на расстилающуюся внизу долину. Отсюда, с высоты, Пенрит казался кучкой игрушечных домиков, а шахта с ее коптящей паровой машиной — всего лишь тоненькой струйкой дыма. В лощинах на южных склонах холмов цвели золотисто-желтые нарциссы. Тихо, чтобы не испугать ее, он сказал: — Великолепный вид, правда? В детстве это было мое самое любимое место. Высота и мощные каменные стены создают здесь иллюзию безопасности. — Но безопасность и есть всего лишь иллюзия. — Она повернула к нему окаменевшее лицо. — Отпустите меня, Никлас. Вы уже получили свое развлечение. Теперь я хочу вернуться домой. Его пронзил внезапный страх.
