Служанка между тем вышла из остолбенения, торопливо повернулась и закрыла за собою дверь.
Поскольку все внимание Никласа было сосредоточено на Клер, эта немая сцена прошла для него незамеченной.
— Если вы уже перевели дух, — промурлыкал он, нежно проводя рукой по се бедру, — то не согласитесь ли начать все сызнова?
Клер подняла па него взгляд, разрываемая жестоким контрастом между тем. что она чувствовала в его объятиях, и тем, что увидела в глазах Тегвен.
— Нет, — сказала она срывающимся голосом. — Нет. Мне надо идти.
Он поднял руку, словно для того, чтобы удержать ее, но она поспешно проскользнула мимо и вышла из комнаты, едва видя то, что ее окружает.
Ах, если бы она ушла на десять минут раньше!
Без Клер комната сразу стала пустой. Никлас смотрел на огонь и думал о том, что же нужно сделать, чтобы ее разум наконец прекратил бороться с телом. Это случалось каждый раз, когда они оказывались вместе. Поначалу она робела и сомневалась. Потом начинала мало-помалу отвечать на его ласку, раскрываясь, как раскрывается цветок на рассвете. И наконец с сокрушительной внезапностью вспоминала, что ей не позволено наслаждаться тем, что так нормально и естественно.
Он с досадой ударил кулаком по каминной полке. Когда она наконец преодолеет свое глупое религиозное педантство, из нее получится великолепная любовница: пылкая, умная, чуткая. Конечно, ее страсть к благотворительности временами бывает утомительной, но это ничто по сравнению с блаженством иметь ее в своей постели.
Он не сомневался, что, став его любовницей, Клер согласится остаться с ним и после того, как истекут три месяца. Во-первых, она сама этого захочет, а во-вторых., для нее станет совершенно невозможно возвратиться к своей прежней жизни в Пенрите. Главное — это все-таки заманить ее в кровать.
Он уже чертовски устал от того, что всякий раз, когда Клер начинает испытывать угрызения совести, она скрывается от него, как кролик в норе.
Этой ночью Клер спала плохо. Когда она подпадала под чары Никласа, ей было легко оправдать свое поведение. Ведь поцелуй — это всего-навсего поцелуй, штука щекотливая, но не греховная. Однако увидев себя глазами Тегвен, девушка была вынуждена взглянуть на свое поведение в ином, правдивом свете. Она не могла больше отрицать свою слабость и свое похотливое плотское желание.
Лежа без сна, она услыхала манящие, зовущие звуки арфы Никласа. Больше всего на свете ей хотелось броситься туда, откуда доносилась эта песня сирены, и забыть свою боль в тепле его объятий. Но тогда она уподобилась бы мотыльку, который, чтобы излечиться от тяги к свету, бросается прямо в пламя свечи…
