Квирк на минуту замолчал, затем положил мел, подошел к столу и снова уселся в кресло для посетителей. Окно было слегка приоткрыто, и с улиц Беркли и Бойлстон доносился шум машин. Я обернулся, выглянул в окно и автоматически остановил взгляд на витрине магазина, где обычно постоянно маячила Линда Томас. Но сейчас жалюзи на витрине были опущены.
По оконному стеклу сползали капли дождя. Над зданием Хэнкок повисли тяжелые свинцовые тучи. В домах, где засорились водосточные трубы, вода нескончаемым потоком лилась с крыш и растекалась по тротуару.
Я снова взглянула на Квирка. Он задумчиво рассматривал свой пустой стаканчик.
— А что говорят баллисты? — безнадежно спросил я.
— Пули выпущены из одного и того же пистолета, но мы не знаем, из какого.
— А если проверить пистолет у каждого полицейского?
— Комиссар не разрешает. Говорит, вся полиция встанет на дыбы. Мол, это бросит тень несправедливого подозрения на каждого полицейского и ухудшит выполнение ими своих обязанностей, в которые, как ты знаешь, входит защита наших граждан.
Квирк одним быстрым движением пальцев смял стаканчик и бросил его в мусорную корзину.
— Скорее всего, он пользовался не служебным пистолетом, — заключил он.
* * *
...Напряжение в паху стало просто невыносимым.
— Она часто соревновалась со мной, — сказал он.
— Ваша мать? — спросила психотерапевт.
— Да. Она часто бросала с нами в корзину баскетбольный мяч и все такое.
— Сколько вам тогда было?
— Лет восемь-девять. Совсем ребенок.
— Поэтому вам было трудно соревноваться с ней, — заключила психотерапевт.
— Да, когда я был малышом.
— Малышу трудно тягаться со взрослыми.
— Конечно, черт возьми, особенно, когда ты еще совсем ребенок. Даже если соревнуешься с женщиной.
Напряжение в паху чувствовалось каждой клеткой. Он задышал часто и неровно.
— Но очень скоро, знаете, очень скоро я вырос, и она уже не могла соревноваться со мной.
— Во всяком случае, в баскетболе, — кивнула врач.
Однажды ночью, когда он был в ванной, она поймала его на месте преступления. Он услышал голос матери, замер и прислушался. Дверь оставалась слегка приоткрытой.
— О, Господи, Джордж, ты так напился, что даже этого не можешь сделать.
Он слышал, как заскрипели пружины кровати.
— Так что мне делать, растирать тебе его, пока ты не вспомнишь, для чего он у тебя тут болтается? — зло прошептала она.
Отец что-то промямлил в ответ. На кровати снова зашевелились. Он припал ухом к двери. Внезапно она резко распахнулась, и на пороге появилась мать. Совершенно голая.
