– Ладно, ладно, – отзывается Дэнни, потом высказывает предположение. – Тогда значит на самом деле ты просто мозг, который лежит где-то в кастрюле, а его стимулируют химикатами и электричеством, чтобы ты думал, будто живёшь реальной жизнью.
– Нет, – отвечаю. – Я стопудово не мозг. Это не то.
– Ладно, – говорит он. – Понимаю, о чём ты, братан. Я даже сдачу в автобусе прикинуть не могу.
Дэнни сужает глаза и запрокидывает голову, смотрит на меня, подняв бровь.
– Вот моя последняя догадка, – объявляет.
Говорит:
– Так вот, мне видится так: ты просто объект одного эксперимента, и весь мир, который ты знаешь, на самом деле просто искусственная конструкция, населённая актёрами, которые играют роли всех людей в твоей жизни, а погода – просто спецэффекты, а небо покрашено в голубой, а ландшафт везде – просто декорации. Годится?
А я отзываюсь:
– Чего?
– А я на самом деле потрясающе талантливый и одарённый актёр, – продолжает Дэнни. – И просто прикидываюсь твоим глупым невезучим лучшим дружком-онанистом.
Кто-то щёлкает на плёнку меня, ковыряющегося в зубах.
А я смотрю на Дэнни и говорю:
– Братан, да не прикидываешься ты нифига.
У моего локтя на меня скалится какой-то турист.
– Виктор, эй, – говорит он. – Так вот ты где работаешь.
Откуда он меня знает – хрен разберёшь.
Медфакультет. Колледж. Другая работа. Или, может статься, он просто очередной сексуальный маньяк из моей группы. Прикольно. Он не похож на сексоголика, но никто никогда не похож.
– Эй, Мод, – зовёт он, толкая локтем свою спутницу. – Вот парень, про которого я тебе вечно рассказываю. Я спас этому парню жизнь.
А женщина говорит:
– О Боже ты мой. Так это правда? – втягивает голову в плечи и выкатывает глаза. – Наш Реджи вечно вами хвастается. А я вроде бы всегда думала, что он гиперболизирует.
– Ах да, – отвечаю. – Наш старина Редж, да-да, он спас мне жизнь.
А Дэнни подхватывает:
– Опять же – а кто нет?
Реджи интересуется:
– У тебя нынче всё нормально? Я старался выслать столько денег, сколько мог. Хватило, чтобы разобраться с тем зубом мудрости, который тебе надо было выдернуть?
А Дэнни отзывается:
– Ох, вы уж мне поверьте.
Слепой цыплёнок с половиной головы и без крыльев, весь измазанный дерьмом, тычется мне в башмак, а когда я тянусь его погладить, оно всё дрожит под перьями, производит тихое кудахтанье и воркование, почти мурлычет.
Приятно видеть что-то более жалкое, чем то, каким я себя чувствую в этот момент.
Потом ловлю себя с ногтем во рту, в коровьем навозе. В цыплячьем дерьме.
