Сгребаю несколько коровьих куч, с осторожностью, чтобы они не ломались пополам. Чтобы их сырые внутренности не завоняли. Раз у меня все руки в коровьем дерьме – нельзя грызть ногти.
Стоя рядом, Дэнни зачитывает:
– “Ищу хорошее жильё; двадцатитрёхлетний парень, лечащийся самоистязатель, с ограниченным доходом и общественными навыками, доморощенный”, – потом читает номер телефона. Номер его собственный.
– Это мои предки, братан, их номер телефона, – говорит Дэнни. – Это они так намекают.
Он нашёл это оставленным на своей кровати прошлым вечером.
Дэнни сообщает:
– Они про меня.
Говорю – “Да я врубился, о чём там”. Деревянной лопатой продолжаю поднимать кучи навоза, сваливая их в плетёную эту самую. Ну, вы поняли. В корзину эту.
Дэнни спрашивает – можно ему прийти пожить у меня?
– Тут мы уже обсуждаем план “зю”, – говорит Дэнни. – Прошу тебя как последнее пристанище.
Потому что ему неудобно меня тревожить, или же потому, что он пока не рехнулся, чтобы у меня селиться, – не спрашиваю.
В дыхании Дэнни можно унюхать кукурузные хлопья. Ещё одно нарушение исторического образа. Он просто магнитом говно притягивает. Доярка Урсула выходит из коровника и смотрит на нас вмазанными глазами, почти налитыми кровью.
– Если бы тебе нравилась какая-то девчонка, – спрашиваю его. – И если бы она хотела секса только чтобы забеременеть, ты бы согласился?
Урсула задирает юбки и топает через коровий навоз на деревянных башмаках. Пинает слепого цыплёнка, мешающего пройти. Кто-то щёлкает её на плёнку в процессе пинания. Семейная пара просит было Урсулу подержать их ребёнка для снимка, но потом, наверное, замечает её глаза.
– Не знаю, – отзывается Дэнни. – Ребёнок – это же не собаку завести. Я хочу сказать, дети живут очень долго, братан.
– Ну, а если она не планировала бы оставить ребёнка? – спрашиваю.
Дэнни поднимает взгляд, потом опускает, глядя в пустоту, потом смотрит на меня:
– Не врубаюсь, – говорит. – Ты имеешь в виду, типа продать его?
– Я имею в виду – типа принести его в жертву, – отвечаю.
А Дэнни говорит:
– Братан.
– Просто предположим, – рассказываю. – Что она собирается раздавить мозг этого нерождённого зародыша, высосать всю кашу большой иглой, а потом впрыснуть эту фигню в голову кое-кого из твоих знакомых, у кого повреждение мозга, чтобы его вылечить, – говорю.
У Дэнни отвисает челюсть:
– Братан, ты же это не про меня, а?
Я это про мою маму.
Такое называется “пересадка нервных клеток”. Некоторые зовут её “прививка нервных клеток”, и это единственный эффективный способ отстроить заново мамин мозг на такой поздней стадии. Он был бы шире известен, если бы не проблема с получением, ну, ключевого ингредиента.
