Спустя какое-то время берёшь и складываешь лапки, и принимаешь факт, что ты женофоб; нетерпимый, бесчувственный, кретинский кретин. Женщины правы. Ты неправ. Привыкаешь к мысли. Сживаешься с тем, что от тебя ожидают.
Даже если ботинок мал, подожмёшься под размер.
Я хочу сказать, – в мире, где нет Бога, разве матери – не новый бог? Последняя сокровенная недостижимая инстанция. Разве материнство не осталось последним настоящим волшебным чудом? Но чудом, невозможным для мужчин.
И пускай мужчины заявляют, что сами рады не рожать, – всякая там боль и кровь, – но на самом деле, всё это тот же самый кислый виноград. Сто пудов, мужчины неспособны сделать ничего даже близко потрясающего. Выигрыш в физической силе, абстрактное мышление, фаллосы – все мужские преимущества кажутся уж больно условными.
Фаллосом даже гвоздь не забьёшь.
Женщины же сразу рождаются с куда большими потенциальными способностями. Только в тот день, когда мужчина сможет родить, – только тогда мы сможем начать разговор о равных правах.
Пэйж я это всё не рассказываю.
Взамен говорю, что мне просто хочется быть ангелом-хранителем хотя бы для одного человека.
“Месть” – неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
– Тогда спаси её, оттрахав меня, – советует доктор Маршалл.
– Но мне не нужно вообще полностью её спасать, – говорю. – Я до ужаса боюсь её потерять, но если иначе – то могу потерять себя.
В кармане моей куртки по-прежнему лежит мамин красный дневник. По-прежнему нужно разыскать шоколадный пудинг.
– Ты не хочешь, чтобы она умерла, – подытоживает Пэйж. – И тебе не нужно, чтобы она выздоровела. Так что же тебе нужно?
– Мне нужен кто-то, кто умеет читать по-итальянски, – отвечаю.
Пэйж спрашивает:
– Например, что?
– Вот, – говорю, и показываю ей дневник. – Это мамин. Он на итальянском.
Пэйж берёт тетрадку, пролистывает. Уши у неё по краю горят красным от возбуждения.
– Четыре года отходила на итальянский по студенчеству, – сообщает. – Могу сказать, что здесь написано.
– Я просто хочу держать всё под контролем, – говорю. – А взамен – хочу оставаться взрослым.
Продолжая пролистывать тетрадку, доктор Пэйж Маршалл замечает:
– Тебе хочется держать её в слабости, чтобы всегда быть во главе, – поднимает на меня взгляд и говорит. – Звучит так, словно тебе охота быть Богом.
