– Братан, – зовёт Дэнни, продолжая сражение под рубашкой. – Слишком много слоёв. Чего это здесь такая жарища?
Потому что здесь вроде как больница. Здесь центр по уходу.
Над его джинсами и ремнём виднеется сдохшая резинка поганых трусов. Ржавчина коричневыми пятнами покрывает растянутую резинку. Спереди выбилась пара скрученных волосин. Желтоватые пятна от пота у него, – в самом деле, – на коже подмышек.
Тут же, рядом, за конторкой сидит девушка, туго собрав всё лицо в складки вокруг носа.
Пытаюсь заправить его футболку обратно, – а пупок у него набит пухом самых разных оттенков. На работе, в раздевалке, мне доводилось наблюдать, как Дэнни стягивает с себя штаны вместе с надетыми на них трусами, так же как делал я сам, когда был маленьким.
И, по-прежнему запутавшись в рубашке головой, Дэнни продолжает:
– Братан, не поможешь? Тут где-то пуговица, не пойму где.
Девушка за конторкой переводит взгляд на меня. На полпути к уху она держит трубку телефона.
Сбрасывая почти все шмотки перед собой на пол, Дэнни всё худеет, пока не остаётся в одной своей пропотелой футболке и джинсах с запачканными коленями. Шнурки его теннисных туфель завязаны двойным узлом, а дырочки навеки залеплены грязью.
Здесь под тридцать пять градусов, потому что у большинства этих людей считай нету кровообращения, объясняю ему. Здесь много стариков.
Здесь чисто пахнет, то есть унюхать можно только химикалии: моющие средства и освежители воздуха. Знайте, что хвойный запах прикрывает где-то кучу дерьма. Лимонный означает, что кто-то наблевал. Розы – это моча. Как проведёшь денёк в Сент-Энтони – потом на всю жизнь расхочется нюхать любую розу.
В холле мебель с обивкой, искусственные пальмы и цветочки.
Такие предметы декоративного назначения иссякнут, когда пройдёшь сквозь бронированную дверь.
Девушку за конторкой Дэнни спрашивает:
– Никто не будет лапать мою кучу, если я возьму её здесь положу? – это он имеет в виду связку своих старых тряпок. Представляется. – Я Виктор Манчини, – оглядывается на меня. – И я пришёл повидать свою маму?
Говорю Дэнни:
– Братан, господи-боже, у неё–то нет повреждения мозга.
Девушке за конторкой сообщаю:
– Я Виктор Манчини. Я всё время хожу сюда навещать маму, Иду Манчини. Она в комнате 158.
Девушка жмёт кнопку телефона и говорит:
– Вызов для сестры Ремингтон. Сестра Ремингтон, подойдите, пожалуйста, к приёмному столу, – её голос громким эхом отдаётся у потолка.
Интересно, настоящий ли человек эта сестра Ремингтон.
