Я спустился за ним. Он с видом знатока одобрил проявленную мною сноровку.
— Для городского мальчишки — ничего, справился. От подножия скал мы пустились бегом вверх по холму.
Вблизи от источника под очень высокими соснами раскинулась тенистая полянка. Отец и дядя были там; они разглядывали поверженного зайца и с довольно гордым видом повернулись к нам. Я не без волнения спросил:
— Кто его убил?
— Оба, — ответил дядя. — Я попал в него дважды, но он дал тягу и свалился, лишь когда твой папа всадил в него два заряда. Эти бестии долго могут носить в, себе пулю.
Это звучало так, словно дядя отдавал должное умению зайцев носить визитку или котелок.
Посмотрев на моего нового дружка, он воскликнул:
— Ага! Нашего полку прибыло!
— Мы с ним знакомы, — сказал отец. — Ты ведь сын Франсуа?
— Да, — ответил Лили. — Мы с вами виделись у нас дома, на пасху.
— И ты, кажется, знаменитый охотник. Я слышал это от самого Франсуа.
— О, да что вы! — пробормотал, краснея, Лили. — Я просто ставлю ловушки для птиц.
— И много попадается?
Лили огляделся по сторонам, затем высыпал содержимое своей сумки в траву. Я замер в восторге: там было штук тридцать птиц.
— Знаешь, это не очень трудно, — сказал мне Лили. — Главное, иметь летучих муравьев. Я приметил одну иву, внизу, в логе… Если ты завтра утром свободен, мы пойдем туда за ними, у меня уже мало крылатиков.
Дядя рассматривал добычу мальчугана.
— Ого! — сказал он, грозя ему пальцем. — Так ты настоящий браконьер?
Лили удивленно ответил:
— Я-то? Да я же из Беллонов!
Отец спросил, что он хочет этим сказать.
— Что мы здешние, стало быть, эти холмы наши. Мы, стало быть, не браконьеры!
Лили рассуждал чрезвычайно просто: все браконьеры родом из села Лятрей — охотники по праву, но охотники из села Аллока или из города — браконьеры.
***
С того дня, как началась моя дружба с Лили, для меня наступила новая жизнь. Когда, выпив свой кофе, я выходил на рассвете с отцом и дядей, Лили уже поджидал нас.
Теперь мы вдвоем, и очень добросовестно, выгоняли дичь для наших охотников. Однако мы успевали расставить свои ловушки то на земле, у края гряды, то на развилистом суку; мы его отламывали и вставляли в листву фисташника, или, по выражению Лили, «хлопушника».
Это дерево, так усердно насаждаемое в буколических поэмах, увешано гроздьями красных и синих плодов, до которых лакомы все птицы. Ловушка в фисташнике — верное дело, непременно попадется славка, либо зеленый зяблик, или черный и певчий дрозд.
