— Помнишь, — говорит, — ночью… перед тем как ты заболел… Куда ты тогда ночью ходил?..
Вздрогнул Петька, не вытерпел и закрыл глаза.
Покраснел, наверно. Говорит:
— Не помню, куда ходил… Может, — говорит, — никуда не ходил. А что такое?
— А то, — говорит чернявенький. — Расскажу я тебе все по порядку. Пятакова знаешь?..
Вспомнил Петька:
— Одноглазый такой?
— Ну да… Еще ты с ним подрался. Ну, так Пятакова больше в нашем детдоме нет. Понял?
Не понял, конечно, Петька.
— Ну так что ж? — спрашивает. — Что ж такого, что нет? Очень рад… Лезть не будет.
— А то, — говорит чернявенький, — что виной тому ты. По твоей вине отправлен Пятаков в реформаторий, в детскую тюрьму.
— За что?
— За дрова.
Покраснел Петька самым отчаянным образом.
— За какие дрова? — спрашивает, а сам чернявенькому в глаза посмотреть не может.
— За такие, — говорит чернявенький. — Сам знаешь, за какие… А только дело вышло так. Пятаков этот еще раньше дрова воровал. Продавал торговкам на Слободе. Попался. Первый раз ему выговор сделали. Ну, он побожился, что больше воровать не будет… А тут опять с дровами история. В ту ночь разворотил кто-то саженей пять. Я-то знаю, кто, а все на Пятакова подумали. Пятакова за такие дела — в реформаторий… Хоть он и не виноват, а виноват ты.
Замолчал чернявенький, молчит и Петька. Нет у Петьки духу отпираться. Ждет Петька, что ему еще чернявенький скажет. А чернявенький говорит такое:
— Придется тебе сознаться, что воровал дрова ты, а не Пятаков…
— Как? — говорит Петька. — Как воровал? Не воровал я!.. Иди ты!..
— А что же ты?.. В бирюльки играл?
Не знает Петька, что и сказать. Не расскажешь ведь про часики.
— Я, — говорит, — это просто так разворотил. От злости.
Усмехнулся чернявенький.
— Ну, — говорит, — это как хочешь. Тем для тебя лучше. Но сознаться ты все-таки должен.
— Спасибочки! — говорит Петька. — Что я — дурак сознаваться?.. Не дурак я…
Говорит чернявенький:
— Это, — говорит, — совершенно верно. Просто так — глупо сознаваться. Но если из-за тебя товарищ гибнет… Неужели ты можешь товарища предать?
— Нет! — говорит Петька. Покраснел, обидно Петьке. — Нет, — говорит, — это ты брось. Меня на Кордоне вся братва знает. Я не легавый. Я за товарища всегда постоять могу, я не гад какой-нибудь…
— Ну, так вот, — говорит чернявенький, — иди к Федору Ивановичу и чистосердечно признайся. Так, мол, и так, — дрова я разворотил. Тебе за это ничего не будет, — выговор разве, а Пятакова спасешь. Гибнет Пятаков в реформатории. Ладно?
