Но все же кое-что мне было уже известно, теперь надо все подытожить. Я знал, что Виктор Дэнт — тот человек, который разговаривал с Лоррейн в “Пеликане” накануне дня ее приезда в Лас-Вегас, и что тогда меня избили только для того, чтобы я не смел разговаривать с Лоррейн, не искал Картера и не ездил в Лас-Вегас.
Дэнт действовал точно так, как многие люди, с которыми сталкивался походу других дел: как человек, заметающий свои следы. А теперь, когда я уже вплотную занялся его особой, он жаждет от меня избавиться.
В полузабытьи, когда мысли тянулись друг за дружкой в преддверии уже настоящего сна, я подумал: вот будет забавно, если Дэнт по той или иной причине убил Изабел. Она неожиданно исчезла, и с тех пор о ней никто не слышал. А потом нанятый ее отцом детектив натолкнулся на доказательства убийства, и по этой причине его самого ликвидировали. Это не полностью объясняет то, что делал Дэнт в клубе “Пеликан”, но, видимо, именно там Картер напал на след и, если таков был ответ или часть его, тогда понятно, почему Дэнт категорически против того, чтобы я занимался расследованием.
Мои мысли были вялыми, они двигались по кругу. Последнее, на чем я остановился, это то, что, наткнувшись на Дэнта в “Пеликане”, я набросился на него с расспросами о Картере и Изабел. Пускай не лично на него, а на Лоррейн в его присутствии. Теперь же Дэнт понимает, что я знаю, кто он такой, поскольку мы встретились в “Инферно”. Так что у него нет выбора, он вынужден меня убить.
На этом я заснул.
Лишь позднее я узнал, что к тому времени уже нашли труп Картера.
Я проснулся около двух часов дня и полежал в постели еще минут пять, ожидая, когда рассеется туман у меня в голове, и припоминая, о чем я думал, прежде чем заснуть.
Выбравшись из постели, я принял горячий душ, усиленно растирая синяки и ссадины. Я хотел быть уверенным, что проснулся полностью, прежде чем стал планировать новый день.
Вынув из чемодана бритвенный прибор, я привел в порядок свою физиономию, затем оделся в светлый костюм и яркую рубашку. Естественно, 38-ой входил в мою экипировку, после чего я уже мог спуститься в комнату кактусов, примыкающую к вестибюлю, и позавтракать.
Отель гудел, как пчелиный улей, и я напомнил себе, что неделя Эльдорадо продолжается, идет всего лишь второй день. К тому времени, когда я заставил себя съесть хороший завтрак, поскольку, возможно, дальше у меня не будет возможности погрызть что-то посущественнее собственных ногтей, я почувствовал себя неплохо. Последствия полученной мною в Лос-Анджелесе “обработки” все еще были налицо, но это было не так ужасно, как я опасался. Ночные упражнения пошли мне на пользу.
