— Это я дал тебе тростник.
Первым моим порывом было выхватить у тебя стебель но я сдержался, чтоб не утратить своего приобретения.
— Ну что ж, — кажется, сказал я, — теперь ты хочешь отнять, его?
Даже сидя, ты был намного ниже меня; твои светлые белокурые волосы выглядели совсем золотистыми; ты был красив, как солнечный лучик; и поэтому тот неприязненный взгляд, которым ты смотрел на меня, казался особенно злым.
— Я тебе его отдам, но с уговором, — сказал ты мне. И спросил: — Кто была мама?
Ты надул щеки, и я не понял, шутишь ты или говоришь серьезно. Я видел тростник в твоих руках, но сразу забыл о нем. Перед нами расстилался лужок, обнесенный изгородью; от нее нас отделяли ступеньки оранжереи и дорожка, усыпанная гравием. Из-под изгороди выскочила ящерица, на мгновение замерла, потом перебежала дорожку. Я воспользовался этим, чтобы переменить тему разговора.
— Смотри, смотри, какая ящерица, — сказал я, — давай поймаем!
И я сделал движение, но ты продолжал сидеть. Покачивая тростник на колене, ты повторил:
— Скажи мне, кто была мама?
— Если я тебе скажу, ты пойдешь, наябедничаешь, а потом будешь реветь, — сказал я.
— Скажи, кто она была, — настаивал ты. Я сказал:
— Она была наша мама, твоя и моя.
— Она умерла?
— Да, умерла.
— Ее звали Нелла?
— Откуда ты знаешь?
Тут ты встал и улыбнулся; два передних зуба у тебя сильно выдавались вперед, наверно, другие выпали; у тебя еще не сменились молочные зубы. Ты протянул мне тростник и подошел к садовнику, который поливал лужок неподалеку от нас.
— Ты прав, ее звали Нелла, — сказал ты ему.
Садовник кивнул головой и улыбнулся. Ты, как всегда, смотрел удивленно и грустно, держался настороженно.
Этот разговор повторился в автомобиле на следующую зиму.
В определенный час один из сыновей твоего покровителя, свободный от службы, катал тебя на машине. Если это случалось во время нашего посещения, ты прощался с нами. В тот день твой покровитель и барон уехали в город на другом автомобиле со вторым шофером. Дида предложила тебе захватить на прогулку и меня. Ты был доволен моим обществом более обычного. Шофер, человек лет тридцати, с черными глазами и торчащим вперед подбородком, держался с достоинством — типичным достоинством слуги, хозяйского шофера. Он тоже, в соответствии с мерой тишины, смеялся так, что ни один звук не слетал с его губ. На нем была фуражка и пальто с каракулевым воротником. Обычно ты садился в машину рядом с ним, но в тот день мы вместе сели сзади. Через стекло нам было видно, как шофер ведет машину. Ты был в пальто табачного цвета, на шее серый шерстяной шарф, на голове шляпа, какие носят взрослые.
