В конце обследования Уэнтик спросил:
– Зачем вы меня сюда поместили?
– Для реабилитации.
– Надолго ли?
– Пока не поправитесь, – ответил доктор. – Звоните сиделке, если вам что-то понадобится. Завтра утром я навещу вас снова.
Когда он ушел, дверь оставалась незапертой и Уэнтик немного приоткрыл ее. В коридоре стоял стол, а застекленная временная перегородка очень удобно превращала торец коридора в своеобразную приемную перед его палатой. За столом была медсестра в белой униформе. Доктор остановился возле стола и обменялся с ней несколькими словами. Хотя Уэнтик до предела напрягал слух, большую часть разговора ему подслушать не удалось.
Однако до него донеслось произнесенное доктором имя Масгроув.
Когда доктор ушел, Уэнтик еще несколько секунд понаблюдал за работой сиделки. Склонившись над столом, она что-то писала, не догадываясь, что он за ней подглядывает. Медсестра была молода и на взгляд изголодавшегося по женским прелестям Уэнтика очень привлекательна. В конце концов, сообразив, что обуревают его далеко не добрые мысли, он тихо прикрыл дверь и вернулся в постель.
Прошло несколько минут, освещение само собой потухло и начался фильм.
Он был совершенно безобидным, вроде лекции с диапозитивами без комментариев. Сцены очень просты: широкие белые пляжи с накатывавшейся на них прибойной волной; высокие горы в мантии темно-зеленых деревьев, упирающиеся в белые облака; мужские и женские лица; играющие дети; пасущиеся животные; дымящиеся заводские трубы.
И все это в сопровождении бесцветной, безобидной музыки, наполнявшей палату.
Фильм шел целый час; свет снова стал ярким, музыка смолкла и открылась дверь. Вошла сиделка.
– Раздевайтесь, пожалуйста, мистер Масгроув? – сказала она.
– Масгроув?
– Раздевайтесь. А я принесу вам кое-что выпить перед сном.
Она вышла, прежде чем Уэнтик успел что-нибудь сказать.
Медсестра назвала его Масгроувом. Они действительно принимают его за этого человека? Он покопался в памяти и вспомнил, что выбравшись из самолета, не разговаривал ни с кем, кроме людей из машины скорой помощи. Если они получили команду забрать мужчину из самолета – а на нем и Масгроуве была одинаковая одежда и даже смирительные рубашки, – то ошибка в установлении личности вполне могла произойти.
В таком случае с ним, очевидно, обходятся так, как предусмотрено для человека в положении Масгроува, а не его. Столь незамедлительное обеспечение удобствами раскрывает ему этого человека еще с одной стороны.
