— Прочла ли моя госпожа гостям текст к картинкам? Пообещала ли сделать это когда-нибудь потом? Вообще говорила ли им о существовании такого текста? — Карлик перечислял вслух вопросы, на которые не знал ответа. — Если бы не проклятая лихорадка той ночью! Может, я и сошел бы тогда на господский этаж, может, и поглазел бы из-за двери на это светское общество, может, и услышал бы что-нибудь о тексте Фламеля. Или же, наоборот, удостоверился, что она раздала всем только картинки, а об остальном молчок. Может, и наблюдал бы, как, проводив гостей до дверей и закрыв за ними дверь, она посмеялась, как ловко провела их. Может, увидел бы того или ту, кто сотворил с ней такое, пытаясь выманить секрет. Не исключено, что тут собака зарыта.
Выдав все эти «может» и свою гипотезу о ее смерти, шут вперился в Пьера глазами навыкате. Чтобы скрыть охватившую его неловкость, парижанин нагнулся за сливами. И тут с Фаустино вновь произошла перемена: комедиант-смутьян опять одержал в нем верх над рабом:
— За пирушкою следует пляс, — заявил он.
Он свистнул, болонка вскочила ему на плечи. Они пустились отплясывать джигу, да так лихо, что другой пес, запертый в доме, залаял уже весьма злобно. Пьер подавился косточкой и на всякий случай отскочил подальше от дома.
— Кто рад гостю, тот и собачку его накормит. А ты ведь мне рад? Успокойся! Мои собаки бросаются на других и кусаются только по моему сигналу. В этом городе надо опасаться не собак, а львов.
Львов? Пьер задумался: на что это намекал Фаустино? В памяти всплыли всякие истории со львами, выпавшие на долю Виргилия два года назад. Но в Республике Льва, как еще называлась Венеция, единственные львы, которых можно было встретить на улицах, были мраморные и порфировые.
Акробат закончил свои трюки, спустил Вавеля на землю, отдышался и выпалил:
— Когда я закончил переписывать картинки и вручил все семь экземпляров госпоже, она со странным видом проговорила: «Не знаю, опасаться мне часа льва или надеяться на него». Я не понял, что она имела в виду. Мне известно одно: живая собака лучше мертвого льва.
Карлик Фаустино приподнял шляпу с кроличьим хвостом, сделал реверанс, свистом позвал своего двухцветного помощника и был таков. Стоя посередине Пословичной улицы, его посетитель с мирабелью во рту и в полном замешательстве смотрел на захлопнувшуюся перед его носом дверь.
