Тигр в колодце | страница 17
— Цадику, — уточнил Голдберг.
— Да. Друг, что был со мной, рассказал мне о нем. Похоже, все они, евреи, боятся этого загадочного Цадика; будто их несчастья — все эти препоны, надувательства и преследования — его рук дело. Но, видите ли, они суеверны и считают, что он… не человек. От самых отдаленных штетлов [2] до трущоб Варшавы, Бухареста и Вены все говорят о Цадике как о демоне, как о чем-то сверхъестественном. Ходят слухи, что ему служит дибук [3] — маленький бес из преисподней. Само имя Цадик означает «праведный, святой, благочестивый», называя его так, евреи хотят умилостивить этого демона, такая вот отчаянная шутка. Когда я впервые услышал эти разговоры, то подумал: как можно быть такими суеверными? Но теперь… Я видел его, Голдберг. И думаю, они правы.
Дело было вот как: в Риге приятель отвел меня в доки, откуда был виден трап парохода. Стояла глубокая ночь; доки закрыли с вечера, и если бы нас поймали, то отправили в тюрьму. Мы собирались посмотреть, как Цадик сядет на корабль. Все происходило в обстановке строжайшей тайны; никто его не видел, потому что он передвигается по ночам. Минула полночь, и тут к трапу подъехала повозка.
Большая, шикарная, такая массивная, сработанная на славу. Мы оттуда не могли видеть, как его выгружают, но…
— Выгружают? — переспросил Голдберг.
— Слушайте. Когда повозка отъехала, мы увидели его на мостике — его тянули два матроса, а сзади толкали два лакея. Цадик был в инвалидной коляске. Невероятно толстый. Тут же шел слуга и нес что-то вроде пледа. И — вы можете мне не верить, — но я видел дибука.
Голдберг поднял голову. Либерман выглядел напряженным, он почти допил бренди. Голдберг налил еще, и тот продолжил:
— Маленькая тень, будто кошачья, однако это был человек. Гомункул, вроде тех, что создавали алхимики из старых рассказов. Он все бегал туда-сюда по откидному мостику…
Либерман закрыл глаза и, дрожа всем телом, вздохнул.
— В общем, они подняли его на борт, а потом и повозку — подъемным краном. Мы с приятелем ушли оттуда и позже по суше добрались до Роттердама. Второй раз я услышал о Цадике на борту корабля в ту ночь, когда мы переправлялись сюда. Я стоял на палубе — внизу воздух был спертым и прокуренным — и старался спрятаться от ветра за одной из спасательных шлюпок. И вдруг услышал разговор двух человек. Я должен был прислушиваться — двигатель работал, я даже чувствовал толчки за переборкой — так это, кажется, называется? И вот, я стоял там, кутаясь в пальто, и увидел силуэты двух людей. Они оперлись на перила и говорили по-английски.