– Александр Яковлевич, а какой день был самым трудным в жизни у вас?
Долго добросовестно вспоминает:
– Двадцать шестое августа сорок третьего года. Бомбил родной город Енакиево. Немецкие танки скопились. Вижу свою улицу. На ней как раз больше всего. Вижу свой дом. Вижу, в саду на веревке белье сушится. В доме, знаю, мать, сестренка, больной отец. Захожу в пике – в глазах темно. Рядом заходят товарищи с бомбами… Три дня как пьяный ходил. Город освободили. Командир эскадрильи сразу сказал: «Езжай!» Подхожу к дому – ни окон, ни дверей. Горелые танки стоят. Вижу, идет из сада поседевшая женщина… Пошел навстречу: мать!.. Живы остались все трое – в окопе в саду отсиделись.
– А тут, в Антарктиде, были трудные дни?
– Конечно, были… – глядит в окошко. Под крыльями – поземка. – Были. У кого их тут не было…
Третий за нашим столом – Ильяс Белялович Абушаев «Ильяс Белялович, вы, наверно, опять приедете в Антарктиду?» – «Может, приеду, может, нет. Мне все равно где работать – что в Мирном, что в Монино».
В Монино, под Москвой, у Ильяса семья. Он работал бульдозеристом. Позвали в Антарктиду работать. Поехал. И ездит уже четвертый раз.
Ильяс может сутки не вылезать из бульдозера. Такое случается в Антарктиде. Ждут самолета, а полосы нет. Вот Ильяс и утюжит.
«Как работает! Вы должны поглядеть, как работает! Скажи: вершок снега снять надо – вершок и снимет. Скажи: надо побриться – побреет бульдозером». Бульдозерист Николай Романов говорит об Ильясе, как говорят в театре об уважаемом и очень талантливом артисте.
Я чувствую: в деле бульдозеристов тоже есть какая-то тайна, и, когда, пообедав, Ильяс надевает здоровенные рукавицы, прошусь к нему на бульдозер.
Любая машина имеет отдых. Бульдозер в Антарктиде отдыха не имеет. Постоянная война со снегом. То чистить полосу, то самолет замело, то надо откапывать склад, то трактор вдруг под снегом исчез – и все забыли, где он стоял. Выручает Ильяс. Он все помнит. Начинает ворочать снег, и трактор появляется на свет божий – ни царапинки.
Ильяс небольшого роста. Когда надо передвинуть тяжелые рычаги, Ильяс поднимается на ноги. А поскольку рычаги надо двигать все время, он почти не садится в кабине. Любое дело в Антарктиде тяжелее в три раза. Я не мог понять, почему этот человек не валится от усталости, отстояв в кабине десять часов. Сидит в столовой веселый. Только к бачку со щами подходит непременно два раза. А после ужина вдруг снова видишь его на тракторе. «Ильяс, почему не в кино.» – «Ребята попросили маленько очистить. Крыша в доме трещит…»
