— Ты прав. Вот это мне по нраву. Моменты, когда все зависит от меня самого. Меня утомляют бесконечные маневры, приготовления и ожидания. Вот что мне совсем не нравится, Мишель.
— А кому это понравится?
Канонада приблизилась, и лошади беспокойно прядали ушами, прислушиваясь к раскатистым звукам. Ветераны понимающе переглядывались, с видом знатоков кивая на скрывавшие поле битвы холмы. Подъехали верхом поручики Жерар и Филиппо.
— Ну вот, друзья мои, запахло жареным! — весело воскликнул Филиппо, поглаживая гриву коня. — Пусть меня повесят, если в самое ближайшее время мы с вами не погоним дикарей! Надеюсь, у вас хорошие сабли?
— Неплохие, благодарю, — отозвался де Бурмон. — Вернее всего будет сказать: обагренные кровью.
— Слышу настоящего гусара, — загремел Филиппо, не утративший перед лицом смертельной битвы ни капли своего фанфаронства. — А ваша сабля, Глюнтц? Она тоже обагрена кровью?
— Боюсь, посильнее вашей, — с улыбкой ответил молодой человек.
Филиппо оглушительно расхохотался.
— Я правильно понял? — спросил он, указывая на бурый от крови сапог Фредерика. — Черт побери, эти эльзасцы неисправимы! Стоит им один раз кого-нибудь прикончить, и уже сам дьявол их не остановит… Оставьте хотя бы пару испанцев своим друзьям, юноша!
Приближение битвы заставляло гусар держаться ближе друг к другу. Реплики становились все короче, разговоры угасали сами собой, и все больше людей в молчании устремляло взгляд на невысокую гряду холмов, отделявшую их от поля битвы.
Внимание Фредерика приковал незнакомый пожилой гусар. Он сидел верхом на сером в яблоках коне, слегка наклонившись вперед и задумчиво глядя в пространство. Весь облик гусара, седые усы и виски, и, конечно, глубокий шрам на щеке, параллельно подбородному ремню, выдавали в нем ветерана. Тщательно промасленная сбруя его коня была совсем старой, а седло из бараньей кожи вытерлось от времени. Иногда гусар рассеянно приглаживал кончики густых усов указательным пальцем левой руки. Правая рука лежала на прикладе карабина, торчавшем из пристегнутого к седлу кожаного чехла; на левом бедре, поверх ношеных штанов, закрывавших сапоги почти до щиколотки, болталась кривая кавалерийская сабля модели, которая вышла из употребления еще в 1786 году. Козырек алого кивера — медвежий кольбак был привилегией офицеров — отбрасывал тень на широкий, горбатый нос, с которым ветеран походил на хищную птицу. У него была загорелая, изрезанная морщинами кожа и спокойные серые глаза. В уши гусара были продеты золотые колечки.
