Глядя на рваные полосы заката, постепенно исчезающие вслед за солнцем, Болан не переставал удивляться тому, что же движет такими людьми, как Кущенко.
Темноволосый парень, фотографию которого он недавно видел, был молод, ему исполнилось не больше двадцати пяти, максимум — двадцати шести лет. Его недолгая жизнь была посвящена лишь одной цели. Подготовленный Комитетом Госбезопасности СССР как профессиональный террорист, он прошел самую лучшую школу, которую только можно себе представить. Школа КГБ в Балашихе — это не то заведение, которое разрешалось прогулять или бросить. Ее курсант получал диплом или просто исчезал... Кущенко прошел огонь, воду и медные трубы и получил диплом с отличием. Конечно, об этом знали единицы. Даже там — в Москве.
И вот опять Болан должен был столкнуться с этим человеком. На этот раз на самом близком расстоянии, и теперь на карту было поставлено все.
Небо начинало темнеть и Болан все больше сосредоточивался на наблюдении. Это здание, как и все подобные строения, кишело людьми до самого момента закрытия. Кущенко мог объявиться в любую минуту.
Грохот автомобилей внизу стихал, и на его фоне отчетливо выделялся однообразный гул машинного отделения — кровеносной системы здания "Дал Текса". Болан остался наедине с небом, и эта механическая симфония составила ему компанию.
Он был одет сообразно ситуации и хорошо вооружен, но не так, как ему этого хотелось бы. "Большой Гром" и 93-Р — это все, на что он мог рассчитывать. Иначе ему просто не удалось бы беспрепятственно пробраться на крышу. Даже с этими двумя пистолетами он рисковал, что его остановят. Кущенко удалось принести сюда "Вальтер", но он явно это сделал не без посторонней помощи. Кто ему помогал — осталось неизвестным, но Болан был один. Палач всегда действовал в одиночку.
Сейчас ему оставалось полагаться на свою острую наблюдательность. Ничего не было слышно, кроме шума ночи, иногда мимо пролетал случайный самолет, подмигивающий с небес. Над головой Болана черно-синяя бездна была усеяна звездами. Случайный метеор вспыхнул и потонул в ночных огнях города.
Палач сидел в безмолвной темноте, и плечо, куда ранил его Кущенко, немного напоминало о случившемся. Болан успел перевязать его днем. Ранение было поверхностное, и рана быстро затягивалась.
Оставшись один посреди ноябрьской ночи, Болан стал вспоминать прошлое, свое первое столкновение с насильственной смертью. Как и большинство американцев, он был молод, когда попал во Вьетнам. И наивен... Война, что опалила его, война, что разорвала его жизнь в клочья, постоянно напоминала о себе. И тот день, когда был убит президент Кеннеди, ему тоже никогда не удастся забыть, как бы этого ни хотелось. Остекленевшие глаза людей, уставившихся в дрожащие экраны телевизоров... Тишина на улицах... Динамики приемников. Всё это эпизоды картины, которая снова и снова возникала у него в мозгу. Неизгладимое воспоминание осталось на самой глубине души, будто тот день был навеки запечатлен какой-то безмолвной камерой.
