Болан продолжал стоять, на лице отражалось напряженное внимание.
— У меня есть друг в контрразведке, — продолжал Элбрайт, — он, разумеется, не мог сказать мне всего: эти парни вечно темнят, но то, на что он расщедрился, на мой взгляд, имеет отношение к последним событиям. Однако ситуация вызывает множество споров.
— Точнее? — Болан не стал скрывать нетерпение.
— Точнее сказать трудно, мой приятель говорил одними намеками, но насколько я смог уловить смысл, то он в следующем: за последние два года к нам в руки попали два высокопочтенных агента КГБ. Первый перешел на нашу сторону в Берлине, второй скрывался восемнадцать месяцев, затем наши взяли и его. Вся беда в том, что они противоречат друг другу. Один говорит одно, другой — другое. Никто из наших не может определить, кто говорит правду.
Слушая рассказ Элбрайта, Болан приводил в порядок свою "Беретту". Он прочистил ствол пистолета, смазал затвор и вставил новую обойму.
— Контрразведка разделилась на три группы, — продолжал Элбрайт. — Одна склонна верить русскому по имени Баланов; вторая группа, включая и моего приятеля, считает, что Баланов — подсадная утка, и, следовательно, верит другому русскому — Корниенко. А остальные утверждают, что оба русских лгут. Они объясняют это примерно так: странно, мол, что мы выудили сразу двух рыбок почти одновременно, когда за несколько предыдущих лет не было поклевки. Из одной версии напрашивается вывод, что оба агента заброшены только для того, чтобы замутить воду и парализовать нашу контрразведку.
— Есть основания полагать, что эта версия ошибочна?
— Да, и довольно много. В зависимости от того, чей вы сторонник, Баланова или Корниенко. Оба дали довольно ценные показания. Информация, предоставленная Балановым, помогла выявить скрытую нить, тянущуюся в Бундесвер. Данные Корниенко помогли английской военной разведке: в течение года у них были проблемы с утечкой информации, Корниенко указал им на дыру, через которую ценнейшие сведения утекали на восток. Все остальное, о чем они рассказывали, вызывает большие сомнения.
— А может быть, они оба говорят правду?
— Да, это возможно. Но никто не хочет в это верить, и поэтому никто об этом не говорит вслух. Я предполагаю, что в каждой из трех групп есть несколько человек, допускающих такое положение вещей. Баланова обрабатывают вот уже два года, и чем дальше, тем больше в его рассказах противоречивых моментов, но этого все-таки недостаточно, чтобы уличить его во лжи. Тем более, трудно не запутаться самому, проведя два года в непрерывных допросах.
