Его компаньон, которого Болан поймал в видоискатель оптического прицела, выглядел намного старше Кущенко, возможно, даже вдвое. Он тоже носил черную кепку, натянув ее на уши и сдвинув немного вперед. Он выглядел полным идиотом и походил на героя дешевых рассказов об усатом Дэвиде Нивене. То ли он был артистической натурой, то ли просто ударился в детство.
Так кто же он на самом деле?
Болан, очарованный внешним видом противника, расслабил палец, который уже держал на курке. Компаньон Кущенко метался возле главного здания, его действиями руководил испуг.
Прошло еще несколько минут...
Болан услышал, что бегут люди, — охрана высыпала на территорию. Он огляделся вокруг. Время поджимало. Спектакль подходил к финалу. Сейчас состоится заключительная сцена...
Плечо Палача вновь почувствовало сильную отдачу, и его выстрел пригвоздил к стенке тонкую фигуру усатого. Пуля со смещенным центром вошла в грудную клетку, разорвав все внутренности, и вышла через мягкие ткани, вонзившись в тяжелую дубовую стену главного здания.
Болан поднялся на ноги и побежал к убитому. В это время появились первые охранники. Один из них своей комплекцией заткнул бы за пояс обоих террористов — он был похож на высохшую мумию и если б не двигался очень быстро, то о нем можно было бы сказать, что он не проявляет никаких признаков жизни. Этого лейтенанта Болан знал.
Лейтенант развел руками:
— Ювелирная работа, сэр! Нам сообщили, что вы здесь. Только очень жаль, что вы прилетели слишком поздно. А то успели бы спасти мистера Коллингсуорта.
Болан даже глазом не моргнул. Распространять и выведывать чужие секреты не входило в его компетенцию.
У Палача были другие дела.
Хэл Броньола был покорен. Он налил себе и Элбрайту кофе, добавил сливок и сахара и передал чашку молодому человеку. Болан стоял у открытого окна в офисе Броньолы, спиной к ним обоим, и смотрел на улицу.
Нарушив молчание, Болан произнес:
— Я до сих пор не верю.
— Ну и ладно, — ответил Броньола, усаживаясь за свой стол, — ты и так знаешь только половину.
Оторвавшись от окна, Болан спросил:
— А вторую половину?
— Мы этого никогда не узнаем, Мак. Скорее всего, не узнаем... Коллингсуорт, кажется, сам занес себя в свои собственные списки.
— Хорошо, а причем тут я? Я его совсем не знал... Да и видел только раз — много лет назад. И все.
— Послушай. Никто не понимает, почему это произошло... Хотя линия поведения Коллингсуорта, по-моему, ясна и проста. В течение последних пятнадцати лет он играл двойную роль — и нашим и вашим. Он так к этому привык, что ему это очень нравилось. Когда дело зашло в тупик, он не выдержал. Такое трудно пережить.
