— А какое это имеет отношение к делу?
— Весной 1942 года полковник Яамазаки уезжал из Маньчжурии. Его сын, Хидео, родился в январе сорок третьего. Ему так никогда и не довелось узнать своего отца. Хидео исполнилось лишь три с половиной года, когда полковник был расстрелян за преступления против человечеста.
«Задай Сэнди простой вопрос — и получишь урок истории», — подумал Болан.
— В 1964 году Хидео Яамазаки отрекся от мирских дел и ушел в созерцательную жизнь. Как раз тогда возникли волнения вокруг Олимпийских Игр. Он же предпочел монашеское уединение в храме Восьми Колоколов.
Болан все больше погружался в мысли, машинально подкладывая себе риса.
Сэнди продолжала:
— Храм долгое время держался на продажных аббатах, чьи духовные интересы поддерживали якудза.
— Особенно Кума.
— Вы опять правы. Мой друг Джимми, который рассказывал мне все это, долгое время занимался изучением искусств, и он заподозрил, что храм стал передаточным звеном, через которое проходили старинные религиозные свитки, редкие изобразительные материалы.
— Я думаю, пора нанести визит Хидео Яамазаки.
— Вы едете в храм?
— Нет, — Болан отрицательно покачал головой. — В замок Шоки. Яамазаки может уединиться от мира, но не думаю, что он живет в том храме.
Настал день, которого Сэнди ждала с нетерпением, — она везла Джона Феникса в Умиши.
— Наберите мне, пожалуйста, этот номер.
Болан подал ей клочок бумаги, который достал из своего водонепроницаемого бумажника.
Ранний утренний свет просочился в скудно меблированную комнату.
— Спроси Сетсуки Секи или просто Суки.
— А что, если я попаду прямо на нее?
— Дашь мне поговорить с нею.
Сэнди говорила что-то по-японски с оператором на коммутаторе, затем, через некоторое время, снова повторила кому-то свою просьбу. Болан видел, как она прервала связь, нажав пальцем на рычаг.
— Ну?
— Сейчас ее там нет. Она больна. Они предполагают, что ее не будет несколько дней.
Болан с сожалением покачал головой. Выпив чашку кофе, он предложил отправиться в дорогу, но тут зазвонил телефон. Сэнди взяла трубку. Перемежая японские и английские слова, она разговаривала с всевозрастающим возбуждением.
— Это был Джимми, — сказала она, закончив. — Есть такой человек по имени Манутсу, бывший борец, — он хочет поговорить со мной. Он знаком с Кумой с тех пор, когда тот еще выступал на ринге, и до сих пор между ними не было особой любви. Он сможет многое рассказать о Куме. Джимми еще раньше пытался с этим разобраться, но у него ничего не вышло. Что-то, должно быть, произошло, раз Манутсу неожиданно захотел поговорить.
