Вечером следующего дня Эйвери покинул свою комнату и направился в библиотеку, намереваясь просмотреть домовую книгу — если только ему удастся ее найти. Две горничные присели в реверансе, когда он проходил мимо. Их лица показались ему знакомыми. Со времени своего приезда он успел заметить в доме всего трех служанок, и все они находились на разных сроках беременности. Он кивнул им, и руки женщин тут же взметнулись вверх, чтобы скрыть смешки. Очаровательное зрелище.
До сих пор он мало общался с женской прислугой, однако у него возникло подозрение, что в большинстве домов горничные не разражались смехом при виде проходящего мимо мужчины. Проведя всю свою сознательную жизнь среди мужчин, он находил сугубо женский мир Милл-Хауса столь же таинственным и полным экзотики, как и любую из тех стран, в которых ему довелось побывать. Этот мир властно манил его к себе.
Женские голоса разносились по коридорам от рассвета до заката, заполняя их громкой музыкой, звонкими трелями, недовольным брюзжанием, смехом, столь же легким и непринужденным, как камешек, отскакивающий от зеркальной глади пруда, шумом перебранки, столь же резким, как звук испорченного тормоза, а иногда чуть слышным шепотом, похожим на щебет ночной птицы. Совсем как у Лили Бид… О черт!
Эта женщина незаметно проникала в его мысли в самые неподходящие моменты, заставая его врасплох. Однажды ему пришлось наблюдать, как колдун слепил из воска грубое изображение человеческой фигуры, чтобы навлечь проклятие на своего врага и подослать к нему злых духов, которых не мог видеть никто, кроме его жертвы. Нет нужды добавлять, что бедняга был перепуган до смерти. Эйвери чуть было не дался искушению обшарить комнату Лили Бид в поисках ее собственного воскового изображения, поскольку он никак не мог выбросить злополучную женщину из головы.
О дьявольщина! Ведь он же был аристократом, классическим образцом самообладания. Он два десятилетия своей жизни посвятил выработке в себе этого качества, и, Бог свидетель, он не должен был желать ее.
Он завернул за угол, снова мысленно сравнивая Милл-Хаус его детских грез с тем, каким он оказался в действительности. Он вспоминал нескончаемые коридоры, обшитые деревянными панелями, похожие на гигантские пещеры залы с величественными, как в кафедральном соборе, сводами, тысячи таинственных томов, заполнявших полки в библиотеке, и целые армии лакеев, начищавших до блеска сотни оконных стекол.
